ПРОРОК
превод: Андрей Германов
ПРОРОК
Духовна жажда, слаб, унил
в пустиня мрачна ме задави,
но божи ангел шестокрил
на кръстопътя се изправи.
Със пръсти жарки като зной
очите ми докосна той.
Прозряха мъдрите зеници
като изплашени орлици.
Очите ми докосна той -
изпълниха ги шум и вой:
чух трепета на небесата,
на светли ангели крилата,
животни в морските вълни
и кълн в земята да кълни.
В устата ми в миг впи се той -
изтръгна с кръв езика мой
със думи празни и лукави
и жило мъдро на змия
в замръзналите ми уста
с десница кървава постави.
Гръдта разсече с меч горящ,
сърцето трепетно измъкна
и въглен огнен и искрящ
в гърдите ми открити втъкна.
Дорде лежах подир това,
чух божи глас ме позова:
„Стани, пророко, под небето
от мое име говори,
обхождай суши и морета,
със реч сърцата покори!”
—————————–
ЗИМЕН ПЪТ
През мъглите разпиляни
бърза ясната луна,
върху тъжните поляни
лее тъжна светлина.
Пътят зимен, равен, скучно.
Леко тройката хвърчи
и звънчето еднозвучно
уморяващо дрънчи.
Нещо скъпо, родно има
на коларя в песента -
ту тъга необяснима,
ту сърдечна чистота.
Нито светлинка се мярка,
нито къщица. Край мен
стълбове със пъстра шарка
мерят пътя заснежен.
Скучно ми е… Утре, Нина,
пак при теб ще бъда аз,
пред горящата камина
ще те гледам до захлас.
И часовникът, когато
с кръг отмери своя час,
всички гости ще отпрати -
ще останем ти и аз.
Тъжно, Нина, тъжно, скучно,
спи коларят уморен,
бий звънчето еднозвучно,
бяга месецът студен.
—————————–
***
Аз помня оня миг чудесен -
как появи се ти пред мен
като видение и песен,
дух, в красота превъплътен.
В живот от скърби безнадежден,
в тревоги, в светска суета
звуча у мен гласът ти нежен,
сънувах твойта красота.
Летяха дни. Духът пробуден
разсея прежната мечта -
забравих аз гласа ти чуден,
небесната ти красота.
Заточен, сред мъгли студени,
живях аз мрачни дни, суров,
от божество невдъхновени,
без сълзи, радост и любов.
Пробудих се във миг чудесен
и ти се появи пред мен
като видение и песен,
дух, в красота превъплътен.
Сърцето бие упоено -
яви се ти! И съм готов
за божество, за вдъхновено
горене, сълзи и любов!
—————————–
БЯСОВЕ
Тича облак, притъмняха
и невидима луна
сипещия сняг огрява
с мътна нощна светлина.
Аз се нося със шейната
и звънчето дин-дин-дин.
В равнината непозната
страшно е да си самин.
„Карай, братко!” - „Господарю!
Уморих конете май.
Сън очите ми притваря,
вредом сняг и сняг безкрай.
Де отиваме не зная -
сбърках в тази мрачина.
Май че бяс си с нас играе -
той ни води, ей го на!
Гледай, ето де се лъсна,
духа, плюе върху мен,
а сега в дола пак блъска
коня потен, уморен,
там пък като стълб крайпътен
изпред нас се пробеля,
като искра в мрака мътен
блесна! И се запиля…”
Тича облак, притъмнява.
И невидима луна
сипещия сняг огрява
с мътна нощна светлина.
Сили няма вече. В сън ли
в миг звънчето отзвъня?
И конете спряха. Пън ли
или вълк се причерня?
Буря вие, буря плаче.
Морните коне хриптят.
Ето го, далече скача
и очите му горят.
Ала вече те не спират
и звънчето дин-дин-дин.
Бясовете се събират.
Страшно е да си самин.
Безконечни, безобразни
в тая смътна белота
трепкат бясовете разни
като есенни листа.
Колко са? Защо ни следват?
Що ли жално тъй пищят?
Дух домашен ли погребват
или вещица годят?
Тича облак, притъмнява.
И невидима луна
сипещия сняг огрява
с мътна нощна светлина.
Бясовете, рой след роят
чак до небосвода бял…
Писъкът им жален, воят
ме изпълват със печал…
—————————–
КАВКАЗ
Кавказ е пред мене. На връх извисен
стоя сред снега, покрай сипеи вечни,
орел, отлетял от чукари далечни,
лети неподвижен наравно със мен.
И виждам как раждат се ручеи сини
и първия тласък на страшни лавини.
Тук облаци тихо минават над мен,
през тях се изливат, шумят водопади,
провиждат се голи чукари-грамади,
по-долу сух мъх или храст изсушен.
А още по-долу - горички нечути.
Там птици прелитат, там тичат кошути.
Там хората гнездят се в скалите все пак.
Овце изпълзяват по стръмни поляни,
пастирът се спуска в долини засмяни
и блъска Арагва скалистия бряг.
Там конник-бедняк в дефилето се крие,
там Терек в свирепо веселие вие.
Играе, млад звяр, и се мята със вой,
месо забелязал от клетка желязна,
и бляска брега в свойта ярост напразна,
и ближе скалите с вълна гладна той…
Но всуе! Той няма храна, ни отрада:
отвсякъде стяга го грозна грамада.
—————————–
***
Exegi monumentum*
Аз паметник градих велик, неръкотворен,
не ще изчезне той в народната съдба,
глава издигна той, висок и непокорен
на Александър над стълба.
Цял няма да умра - в стиха ми жив душата
ще надживее тлен и вечно занапред
ще бъда славен аз, додето под луната
живей поне един поет.
Ще мине слух за мен по цялата Русия.
И ще ме назоват на всеки жив език
славянин горд и фин и днеска още злия
тунгус и степният калмик.
И аз докрай любим ще бъда на земята -
за чувства светли аз със свойта лира пях,
във своя век жесток прославих Свободата
и за човещина зовах.
О, Музо, ти бъди на своя бог послушна,
недей изпитва страх и не търси венец,
хвала и клевета приемай равнодушна
и не спори с глупец.
—————————–
*Издигнах паметник (лат.). Написано по тема на одата на Хораций «Към Мелпомена» (XXX ода от книга III), откъдето е взет и епиграфът. Тази ода на Хораций е преведена от Ломоносов; на нея подражава Державин в стихотворението си «Паметник».
ПРОРОК
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, -
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, -
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
1826
—————————–
ЗИМНЯЯ ДОРОГА
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.
Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика:
То разгулье удалое,
То сердечная тоска…
Ни огня, ни черной хаты,
Глушь и снег… Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне…
Скучно, грустно… Завтра, Нина,
Завтра к милой возвратясь,
Я забудусь у камина,
Загляжусь не наглядясь.
Звучно стрелка часовая
Мерный круг свой совершит,
И, докучных удаляя,
Полночь нас не разлучит.
Грустно, Нина: путь мой скучен,
Дремля смолкнул мой ямщик,
Колокольчик однозвучен,
Отуманен лунный лик.
1826
—————————–
К ***
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твои голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
1825
—————————–
БЕСЫ
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин…
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!
«Эй, пошел, ямщик!..» - «Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вон - теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой».
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали… «Что там в поле?» -
«Кто их знает? пень иль волк?»
Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин…
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…
1830
—————————–
КАВКАЗ
Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины;
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне.
Отселе я вижу потоков рожденье
И первое грозных обвалов движенье.
Здесь тучи смиренно идут подо мной;
Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;
Под ними утесов нагие громады;
Там ниже мох тощий, кустарник сухой;
А там уже рощи, зеленые сени,
Где птицы щебечут, где скачут олени.
А там уж и люди гнездятся в горах,
И ползают овцы по злачным стремнинам,
И пастырь нисходит к веселым долинам,
Где мчится Арагва в тенистых брегах,
И нищий наездник таится в ущелье,
Где Терек играет в свирепом веселье;
Играет и воет, как зверь молодой,
Завидевший пищу из клетки железной;
И бьется о берег в вражде бесполезной
И лижет утесы голодной волной…
Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады:
Теснят его грозно немые громады.
1829
—————————–
***
Exegi monumentum
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
21 августа 1836
