КАФЕНЕТО

Дмитрий Кедрин

превод: Красимир Георгиев

КАФЕНЕТО

             „…Който има в джоба си мускус,
             не крещи за това на улиците.
             Ароматът на мускуса говори за него.”
                                                           Саади

Обичай поетите ни помнят -
сбират се и се оплюват диво.
Мохамед, Омар побутващ злобно,
водопади с ругатни излива.

Той му къса ризата ядосан
и крещи към него недоволен:
„Моя ред петнайсти ти плячкоса
от стиха «Диван», крадецо долен!

Над следите твои подлост има,
не чете те никой, мислещ здраво!”
Старците брадати мъдро кимат,
младите творци подкрепят: „Браво!”

И Омар оплюва го, жестоко
съска: „О, презряна ти бездарност!
Да не видиш обич от пророка,
ни от падишаха благодарност!

Ти безплоден си! Мълчиш с години!
И да си певец ти нямаш право!”
Старците брадати мъдро кимат,
младите творци подкрепят: „Браво!”

Млад поет кафето мълчаливо
пие, после казва: „Престанете!
За какво се толкоз жлъч пролива?”
Той блестящ бе - Саади поетът.

Мина време. Първите двамина
ги затрупа снежната забрава.
Вдигнал златната тръба, с години
в кафенето Саади остава.

Като ароматни билки става
словото - на мед и плод ухае;
младите не викат вече: „Браво!”,
старците с брадите мъдро траят.

Той ги очарова с песен волна -
чучулига в росна шир красива…
Обичай поетите ни помнят -
сбират се и се оплюват диво.

1936

—————————–

* Абу Абдуллах Мушрифаддин Саади Ширази - велик ирански поет.

—————————–

ГЛУХОТА

Война с бетовенско перо
жестоки ноти тук рисува.
Дори мъртвецът в своя гроб
октави с гръм железен чува!

Но шум слуха ми отстрани,
от гръм на битки глух съм, зная,
в симфонията от войни
войници чувам как ридаят.

1941 г.

—————————–

ЖИЛИЩЕТО

Тъгуваш по дома си? Как тъй стана?
Довчера бе гуляй сред твойте дни,
оплюваше тапетите продрани
и тез разбити с музика стени!

Тук чува се животът на съседи:
стотинка пада, скърца стар диван.
Тук с някой даже искрени беседи
ще водиш, само ако си пиян!

Отдавна ли залъгваш се, че минал,
дотегнал ти е този мрачен дом?
Отдавна ли покоя му проклинаш
и гръм зовеш? Кажи ми, братко, щом

се смесиш с голотията, доколко
забравяш чин и звание по път,
нима не чуваш как с бездомна болка
си спомняш за бедняшкия си кът.

1941 г.

—————————–

НЕ ТЪГУВАЙ

Не тъгувай!
Скоро, много скоро
пак ще грейне мирният ни лик:
върналите се от Уфа хора
ще забравят паниката в миг.

Ще се върнат блясъци и сладост,
ще ни радват старите права -
пълнота, солидност, жизнерадост
пак ще има в живата Москва.

Всеки дом животът ще прегърне,
грамофон ще свири в тих покой…
Не тъгувай: всичко ще се върне -
без войниците в тоз смъртен бой.

1942 г.

—————————–

АЗ

Много-много видял и чудил,
на ненавист и обич драг,
всичко имал, всичко изгубил
и намерил си всичко пак.

Вкус на земни неща обичал,
жадно бродил сред таз земя,
всичко имам, но всичко лично
да загубя се пак стремя.

1945 г.


КОФЕЙНЯ

               „…Имеющий в кармане мускус
                не кричит об этом на улицах.
                Запах мускуса говорит за него.”
                                           Саади

У поэтов есть такой обычай -
В круг сойдясь, оплевывать друг друга.
Магомет, в Омара пальцем тыча,
Лил ушатом на беднягу ругань.

Он в сердцах порвал на нем сорочку
И визжал в лицо, от злобы пьяный:
„Ты украл пятнадцатую строчку,
Низкий вор, из моего «Дивана»!

За твоими подлыми следами
Кто пойдет из думающих здраво?”
Старики кивали бородами,
Молодые говорили: „Браво!”

А Омар плевал в него с порога
И шипел: „Презренная бездарность!
Да минет тебя любовь пророка
Или падишаха благодарность!

Ты бесплоден! Ты молчишь годами!
Быть певцом ты не имеешь права!”
Старики кивали бородами,
Молодые говорили: „Браво!”

Только некто пил свой кофе молча,
А потом сказал: „Аллаха ради!
Для чего пролито столько желчи?”
Это был блистательный Саади.

И минуло время. Их обоих
Завалил холодный снег забвенья.
Стал Саади золотой трубою,
И Саади слушала кофейня.

Как ароматические травы,
Слово пахло медом и плодами,
Юноши не говорили: „Браво!”
Старцы не кивали бородами.

Он заворожил их песней птичьей,
Песней жаворонка в росах луга…
У поэтов есть такой обычай -
В круг сойдясь, оплевывать друг друга.

1936 г.

—————————–

ГЛУХОТА

Война бетховенским пером
Чудовищные ноты пишет.
Ее октав железный гром
Мертвец в гробу - и тот услышит!

Но что за уши мне даны?
Оглохший в громе этих схваток,
Из сей симфонии войны
Я слышу только плач солдаток.

1941 г.

—————————–

ЖИЛЬЁ

Ты заскучал по дому? Что с тобою?
Еще вчера, гуляка из гуляк,
Ты проклинал дырявые обои
И эти стены с музыкой в щелях!

Здесь слышно всё, что делают соседи:
Вот - грош упал, а вот скрипит диван.
Здесь даже в самой искренней беседе
Словца не скажешь - разве если пьян!

Давно ль ты врал, что угол этот нищий
Осточертел тебе до тошноты?
Давно ль на это мрачное жилище
Ты громы звал?.. А что, брат, скажешь ты,

Когда, смешавшись с беженскою голью,
Забыв и чин и звание свое,
Ты вдруг с холодной бесприютной болью
Припомнишь это бедное жилье.

1941 г.

—————————–

НЕ ПЕЧАЛЬСЯ

Не печалься!
Скоро, очень скоро
Возвратится мирное житье:
Из Уфы вернутся паникеры
И тотчас забудут про нее.

Наводя на жизнь привычный глянец,
Возвратят им старые права,
Полноту, солидность и румянец
Им вернет ожившая Москва.

Засияют окна в каждом доме,
Патефон послышится вдали…
Не печалься: всё вернется - кроме
Тех солдат, что в смертный бой пошли.

1942 г.

—————————–

Я

Много видевший, много знавший,
Знавший ненависть и любовь,
Всё имевший, всё потерявший
И опять всё нашедший вновь.

Вкус узнавший всего земного
И до жизни жадный опять,
Обладающий всем и снова
Всё стремящийся потерять.

1945 г.