НА СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
превод: Анастас Стоянов
Вий сте,
както казват,
там - на оня свят.
Пустота…
Летите
в море звездно.
Ни аванси,
нито кръчми, брат.
Трезвост.
Не, Есенин,
кой ще ви се смее?
Хълца гърлото,
не смях хихика там.
Виждам:
срязаната ви ръка
чувал люлее -
костите си
собствени
сте взели сам.
- Престанете!
Спрете!
Вий се подлудихте!
За да бъдете
с мъртвешка
белота?
Вий умеехте
да майсторите,
както никой
не умееше
в света.
За какво?
Защо?
Шетня голяма.
Мънкат критикари:
- Има тук вина
туй, онуй,
а главно - връзката я няма,
в резултат
на много водки и вина.
А че
ако бяхте свързан
с нашта класа,
щеше
и бохемството
да спре.
Мигар
класата
нагъва кваса?
Класата -
тя също пий добре.
То
към вас
да беше
напостовец прикрепен -
щеше дарбата ви
много плод да рони:
по стотина стиха
ще изписвате на ден,
дълго,
уморително
като Доронин.
А по моему
да бе осъществен
такъв брътвеж,
откога
да бяхте се самоубили
тука.
По-добре
от водка да умреш,
камо ли
от скука!
Не,
не биха
нищо изяснили
примката
и ножчето
окървавени.
Ако
в “Англетер”
би имало мастило,
нямаше
да режете
вий свойте вени.
Подражателите се зарадваха:
ура!
Близо взвод
до днес
самоумря.
А защо
самоубийствата
да се множат?
По-добре
мастилото ни
да увеличат!
Безвъзвратно
в зъбите
езика ви
затвори се.
Неуместни са
мистерии
и номера.
На народа,
на езикотвореца
калфата
и песнопоеца
умря.
И кадят,
опяват те,
търчи поета-поп
стари
погребални стиховце
да прочете,
тъпи рими
трупат
върху твоя гроб -
тъй ли трябва то
поета
да се почете?
Още
паметник
на вас не е отлят,
где тоз
бронзов звън
или гранитен ръб? -
а пред паметта ви
почват да вонят
жалки посвещения
и тъпа скръб.
Вашто име
в кърпички е разсополено,
с вашто слово
се лигави Собинов
и скимти
под мъртвата брезичка -
“Ни слова, о друже,
ни възди-и-и-шка”.
Ех,
да би се поговорило по-иначе
с този господинчо
Леонидчо Лоенгринчо!
Да се вдигне
скандалиста,
гроба си да пръсне:
- Аз не давам
да се кълчи тъй
стихът!
Да ги оглуши,
изсвирил
с пръсти,
майката им
да разплаче
този път!
Да се махне
таз бездарна сган,
ей богу,
да отплува
със сака издути
и тумбаци,
да офейка
в ужас
и самия Коган,
изпомушкал
всички
с пиките-мустаци.
Тоз боклук
ще оредей
тепърва.
Работи -
във всичко преуспей.
Обнови добре
живота
първо,
пък след туй
седни,
та го възпей.
Нашто време
трудничко е
за перото:
но кажете
вий,
осакатени твари,
где,
кога
и кой велик
в живота
е избирал
пътища
утъпкани
и стари?
Словото
е пълководец
на човека.
Марш!
Пред времето
далеч
се понеси.
А към дните стари
ветровете
нека
дърпат
само
нашите коси.
За веселия
не е сега
планетата отрудена.
Ще изтръгнем
радостта
от бъдните зори.
Да се мре -
това не е тъй трудно,
трудно е
живот да се твори.
1926
—————————–
СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ
Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Пустота…
Летите, в звёзды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом -
не смешок.
Вижу -
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
- Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать, чтоб щёки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
- Этому вина
то…
да сё…
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина. -
Дескать, заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс - он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напостов -
стали б
содержанием
премного одарённей.
Вы бы
в день
писали
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в “Англетере”,
вены
резать
не было б причины.
Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом -
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник еще не слит, -
где он,
бронзы звон
или гранита грань? -
а к решеткам памяти
уже понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов,
и выводит
под берёзкой дохлой -
“Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха”.
Эх,
поговорить бы иначе
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
- Не позволю
мямлить стих
и мять!
Оглушить бы
их
трехпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая погань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много -
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав -
можно воспевать.
Это время -
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово -
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
