МОНОЛОГ

Михаил Лермонтов

превод: Йордан Ковачев

МОНОЛОГ

Повярвай, благо е нищожеството тука!…
Защо са знания без край, за слава жажда,
талант и огнена любов към свободата,
щом ний не можем с тях да си послужим?
Чада на севера, като цветята наши
цъфтим за малко, бързо вехнем ние…
Като на свода сив изгряло зимно слънце
животът ни е мрачен. Той е кратък
и неговият ход - еднообразен…
Задушно е във нашата родина -
сърцето тегне и духът тъгува,
любов и сладка дружба непознали…
Сред празни бури младостта унива,
отровна злоба бързо я гнети;
отпили рано чашата горчива,
в душата вече радост не цъфти.

1829

—————————–

ПОТОК

На страсти извор има в мен -
величествен, чудесен;
с кристален пясък наслоен,
с повърхност - лик небесен.
Но непрестанно бързей чист
вълнува пясъка сребрист,
а облак над водата
закрива небесата.

С живота бликва буйно тук,
с живота той изтича:
в един е слаб, могъщ у друг,
но всички ни увлича.
У кой е слаб - щастлив е той;
но бих сменил аз тоз покой
за няколко минути
възторг и мъки люти.

О, нека ручеят у мен
тече шумлив и бурен,
от бряг, с прохлада оросен,
да рони цвят лазурен
и буйно в път да го ласкай,
и с него из незнаен край,
забравен, да загине
в далечните пустини.

1830-1831

—————————–

УМИРАЩИЯТ ГЛАДИАТОР

Ликува буйно Рим… И вик ехти отвред,
и ръкопляска с шум широката арена,
а той с ранена гръд лежи безмълвен, блед
и влачат се в праха безсилните колени…
Напразно моли той за милост с мътен взор.
Надменен властелин и угодлив сенатор
с венец ще наградят победа и позор…
За тях какво е той - пронизан гладиатор?
Забравен и презрян… и провален актьор.

А все тече кръвта и мигове последни
настават - иде край… Лъчи прощални, бледи
проблясват в паметта… Той Дунав вижда пак
и своя роден край, на свободата драг…
Той вижда своя дом, за люта бран оставен,
баща си - отдалеч прострял ръце, изправен,
сина си да зове - опора в старини…
И своите деца… От колко вече дни
те чакат го при тях със плячка и със слава!…
Напразно - жалък роб, пронизан той трепти,
на дивата тълпа случайната забава…
Прости, развратен Рим! Мой роен край, прости…

Не тъй ли ти, о, европейски свят,
що нявга бе кумир на всеки устрем млад,
към своя гроб вървиш, безславно свел главата,
измъчен от борба, и страст и суета,
без вяра и без път - играчка за деца,
осмян от тържеството на тълпата!

И днес, когато смърт над теб се наклони,
ти вдигаш поглед плах със скръб и съжаление
към бликналата мощ на свойте младини,
която в прежни дни за гнило просвещение,
за горд и тъп разкош безславно замени.
И за да заглушиш страданията сетни,
днес слушаш зажаднял старинни песни ти -
от рицарските дни легендите заветни
и на ласкател-шут безплодните мечти.

1836

—————————–

РОДИНА

Родината обичам аз, но с обич странна!
Не ще я победи умът студен.
Ни кървавата слава бранна,
ни гордият покой, от нищо несмутен,
ни тъмните сказания на душата
не будят радостна мечта в душата.

Обичам аз - защо, не знам добре -
мълчанието в степите й снежни,
шума дълбок в горите й безбрежни,
разлетите реки, подобни на море;
по междуселски път на дървена талига
обичам през нощта да гледам как встрани,
зареяни далеч, всред тъмнината мигат
печалните селца с трептящи светлини.

Обичам степните кервани,
стърнищата, де дим пъзли,
и върху хълма, разлюляни,
две бели трепетни брези;
с любов, на други непозната,
да гледам пълния харман
и хижа сламена в полята,
с резби прозорец очертан;
и в празник, щом се спусне мрака,
да гледам цели часове
игрите буйни на селяка
посред пиянски гласове.

1841

—————————–

ЛИСТЕЦ

Лист дъбов отлитна от родната вейка далече,
над пусти полета жестока го буря отвлече;
изсъхна-увехна от жега и студ и несрети -
и стигна най-после на Черно море бреговете.

Край Черно море зеленее се млада топола,
ветрец я погалва, високо върхари побола,
на вейките сочни се райските птици люлеят,
за морска девойка те песен нечувана пеят.

И скитникът сви се до тая топола висока,
за малко покой се помоли със мъка дълбока
и тъй й продума: - Аз дъбов съм лист безподслонен,
без време узрях, от родината мрачна прогонен.

Отдавна самотно аз бродя без цел по земята,
изсъхнах без сянка и злобна ме буря подмята.
Вземи ме за малко всред твойте листа изумрудни,
аз приказки зная безбройни - и мъдри, и чудни.

- Защо си ми? - гордо отвърна тополата млада. -
Ти жълт си и прашен, теб дружба такваз се не пада.
Видял си бил много, защо ми са приказки празни?
Отдавна досаждат ми райските птици прекрасни.

Върви си,о, скитник! За тебе не искам да зная!
Мен слънце ме люби, за него цъфтя и сияя;
в простора небесен разгъвам аз клони щастлива
и моите корени с ласка морето облива.

1841


МОНОЛОГ

Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.
К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем?
Мы, дети севера, как здешные растенья,
Цветем недолго, быстро увядаем…
Как солнце зимнее на сером небосклоне,
Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
Ее однообразное теченье…
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует…
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша;
И уж ничто души не веселит.

1829

—————————–

ПОТОК

Источник страсти есть во мне
Великий и чудесный:
Песок серебряный на дне,
Поверхность - лик небесный.
Но беспрестанно быстрый ток
Воротит и крути?т песок,
И небо над водами
Одето облаками.
Родится с жизнью этот ключ
И с жизнью исчезает;
В ином он слаб, в другом могуч,
Но всех он увлекает.
И первый счастлив, но такой
Я праздный отдал бы покой
За несколько мгновений
Блаженства иль мучений.

1830-1831

—————————–

УМИРАЮШИЙ ГЛАДИАТОР

            I see before me the gladiator lie…
                                                        Byron

Ликует буйный Рим… торжественно гремит
Рукоплесканьями широкая арена:
А он - пронзенный в грудь, - безмолвно он лежит,
Во прахе и крови скользят его колена…
И молит жалости напрасно мутный взор:
Надменный временщик и льстец его сенатор
Венчают похвалой победу и позор…
Что знатным и толпе сраженный гладиатор?
Он презрен и забыт… освистанный актер.

И кровь его течет - последние мгновенья
Мелькают, - близок час… Вот луч воображенья
Сверкнул в его душе… Пред ним шумит Дунай…
И родина цветет… свободный жизни край;
Он видит круг семьи, оставленный для брани,
Отца, простершего немеющие длани,
Зовущего к себе опору дряхлых дней…
Детей играющих - возлюбленных детей.
Все ждут его назад с добычею и славой…
Напрасно - жалкий раб, - он пал, как зверь лесной,
Бесчувственной толпы минутною забавой…
Прости, развратный Рим, - прости, о край родной…

Не так ли ты, о европейский мир,
Когда-то пламенных мечтателей кумир,
К могиле клонишься бесславной головою,
Измученный в борьбе сомнений и страстей,
Без веры, без надежд - игралище детей,
Осмеянный ликующей толпою!

И пред кончиною ты взоры обратил
С глубоким вздохом сожаленья
На юность светлую, исполненную сил,
Которую давно для язвы просвещенья,
Для гордой роскоши беспечно ты забыл:
Стараясь заглушить последние страданья,
Ты жадно слушаешь и песни старины,
И рыцарских времен волшебные преданья -
Насмешливых льстецов несбыточные сны.

1836

—————————–

РОДИНА

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю - за что, не знаю сам -
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее, подобные морям;
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

1841

—————————–

ЛИСТОК

Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот, наконец, докатился до Черного моря.

У Черного моря чинара стоит молодая;
С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;
На ветвях зеленых качаются райские птицы;
Поют они песни про славу морской царь-девицы.

И странник прижался у корня чинары высокой;
Приюта на время он молит с тоскою глубокой,
И так говорит он: “Я бедный листочек дубовый,
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.

Один и без цели по свету ношуся давно я,
Засох я без тени, увял я без сна и покоя.
Прими же пришельца меж листьев своих изумрудных,
Немало я знаю рассказов мудреных и чудных”.

“На что мне тебя? - отвечает младая чинара,-
Ты пылен и желт - и сынам моим свежим не пара.
Ты много видал - да к чему мне твои небылицы?
Мой слух утомили давно уж и райские птицы.

Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю;
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море”.

1841

—————————–

РОДИНА

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю - за что не знаю сам? -
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее подобные морям….
Просёлочным путем люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;

Люблю дымок спалённой жнивы,
В степи ночующий обоз,
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берёз.
С отрадой многим незнакомой
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;

И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

1841