СТИХОВЕ ОТ 50-ТЕ ГОДИНИ
превод: Зоя Василева
СПОМЕН
Месеци настъпиха дремливи…
Сигурно, напуснал своя пост,
тихичко животът си отива
и нам масата е сетен гост.
Иска питие - не му се нрави.
Хляб не ще - и хлябът му горчи.
Зад прозореца в дървото славей
пее звънко, а нощта мълчи.
Пее славеят, че в край далечен,
от виелицата вледенен,
гроб смълчан личи - самотен, вечен
под снега. И още по-студен.
В отговор брезите там не шепнат,
в преспите забили колена.
Само месецът се движи сепнат
и оставя кървави петна.
1952
—————————–
СТАРАТА ПРИКАЗКА
В този сят, в който вече претръпнал,
изживях свой нерадостен дял,
остаряваме заедно, скъпа,
както старият приказен крал.
И догаря във нас търпеливо
на живота лъчът съкровен.
И държи ни съвсем мълчаливо
неизбежната участ във плен.
А щом първия кичур сребристо
над челото ти спусне се тих,
аз ще скъсам тетрадката, листа,
изоставил последния стих.
Нека мойта душа да се плиска
на отвъдния свят в пропастта,
и водица от нея да искат
многобагрени ярки листа.
1952
—————————–
СБОГУВАНЕ С ПРИЯТЕЛИТЕ
С широки шапки, с дрехи демоде,
с тетрадките, изпълнени с куплети,
заминахте бог знае накъде.
Пустеят прашните ви кабинети.
В държава сте с контур неизяснен,
в разбъркан свят,разровен и безгрижен.
Пръстта над вас изгрява вместо ден.
А полумесецът е неподвижен.
На непознат на никого език
говорят насекомите безкрили.
С фенер в ръката бръмбарът за миг
спохожда своите познати мили.
Там знам, че всеки корен вие брат,
стълбецът дим, телцето на тревата.
Спокойно ли ви е на онзи свят?
Забравихте ли всичко на земята?
Сестри са ви във този дълъг миг
пчелата, птицата, цветецът скромен.
Забрави вече вашият език
побратимът ви, сам във своя спомен.
Той още е неканен в този дом,
където днес са вашите владения,
където сенките ви мълчешком
четат последните стихотворения.
1952
—————————–
НЕУДАЧНИК
Все по път, от гората притиснат,
златен пясък, където лежи,
бродиш ти като сянка умислен,
изнурен от печал, полужив.
Старостта като вещица чака.
Зад върбите стаена мълчи,
цяла вечност клечи в храсталака
и те дебне с огромни очи.
Но спомни си - по време на поход,
как в деня ти, пределно суров,
сред житейските бури и грохот
две ръце те дариха с любов.
И очите добри и внимателни
ти зададоха важен въпрос.
Но размисли ти трезво и щателно
и отмина във друг коловоз.
Ясно помнеше строгото правило
сам да търсиш посока, нали?
Тази мъдрост до днес направлява
твойте крачки по път мълчалив.
В самота младостта ти премина
тук на село. А бил ли си млад?
Непознато е твоето име,
не издигна от слава палат.
Пропиля си живота в старание
да създаваш ненужни неща.
А лицето на твойто мечтание
избледня и отплува в нощта.
Твърде късно сърцето попита.
Озърни се във късния час
и ще видиш - в ракитите скрита
старостта как се смее на глас.
Цял живот предпазлив, недоволен,
не намери посоката ти.
Все вървеше по път обиколен.
Всички радости ти си спести.
1953
—————————–
***
От сурова природа отгледан,
искам само да виждам пленен
на глухарче косицата бледа,
на живовляка клина зелен.
Най-ненужното, просто растение
предизивква вълнение в мен -
първи лист, венчелисче, цъфтене
на разсъмване, в пролетен ден.
Сред треви и сред лайкучки бели,
дето ручей звъни от сърце,
бих лежал цяла нощ без постеля,
към небето обърнал лице.
И животът - поток безконечен -
да тече през цветя, през листа,
звезден лъч да просветва далечен
чак от другия край на света.
Омагьосан от тонове нощни,
в некосената млада трева
бих лежал и бих шепнал все още
на дъбравата нежни слова.
1953
—————————–
ДЪЖД
През облачна мъгла - кристален,
премрежил утринния свод,
той бе почти нематериален -
различна форма на живот.
Зародиш, от мъгли откърмен,
плющя, разплисква се, кипя.
А после весел, звънък, сърмен,
ударил струните, запя.
В миг грейна цялата дъбрава
и след внезапните сълзи
кикотиха се до забрава
развеселените брези.
Нанизан на кончета скрити
в пространството небе-земя,
той връхлетя в поток събития
и над главите ни шумя.
Отвесен над света се спусна,
над къщи, дървеса, тълпи.
Земята дълго с жадни устни
живителната влага пи.
1953
—————————–
ПРОЛЕТ В МИСХОР
1. ДЪРВОТО НА ЮДА
Когато болна, след простуда
Ай-Петри над снега блести,
чепатото дърво на Юда
далеч оттук - на юг цъфти.
Блуждае пролет. Вцепенени
се будят в тази долина
цветя, с отрова напоени
от горест, болка и вина.
2. ПТИЧИ ПЕСНИ
В свойта книга творецът-природа
не е вписал синигер, но аз
убеден съм, че всички рапсодии
произхождат от птичия глас.
Нека моят познайник минава
с нечувствителни, глухи уши.
Те не искат пари, нито слава
за безсмъртните свои души.
3. УЧАН-СУ
Във собствения вой унесен,
почти под ясните звезди
над тебе ниско е надвесен
порой от падащи води.
Разнасят влажната прохлада
наоколо и всеки храст,
обсипан с прах от водопада,
хилядоуст, се смее с глас.
4. ПРИ МОРЕТО
Край Мисхор пролетта се събуди.
Наблюдавах от сушата как
непрестанно морето се труди
да разбие скалистия бряг.
Някой ден на поета в сърцето
ще останат не само слова -
вместо капка живот - туй, което
е разбила вълната с глава.
1953
—————————–
ПОЕТ
Черен бор пред къщата на село,
а наоколо поле, цветя.
Стелят се кълба сребристобели -
облаци с неземна красота.
По ръба обточени с лилаво,
в центъра им - златно колело,
а към хоризонта се стопява
лебедово кърваво крило.
Долу е изправен на балкона
юноша, отдавна среброкос -
фотография във медалиона
от жълтурчета пред сенокос.
Взира се в пейзажа нереален
с поглед уморено-късоглед.
Русин по душа, сантиментален,
ведър събеседник и поет.
Като нощ гората се тъмнее.
В къщата вибрира тъмен звук.
Всичко, за което той живее,
е това, което има тук.
1953
—————————–
ЕСЕНЕН КЛЕН
Светът на есента е смислен, строен
и подреден.
Щом влезеш в него, ти ще си спокоен.
Виж този клен.
И ако прах и пепел те покрие,
то начаса
лицето уморено ще умие
поне роса.
Когато буря над света лудее
и ураган,
ще се превиваш доземи от нея
със тънък стан.
Но даже грохнал в смъртна изнемога
без дъх дори,
като дърво, омълнено от Бога,
не говори.
Ще се изправиш гордо към небето
все някой ден.
И вече ще си помъдрял и светъл,
подобно клен.
1955
—————————–
ЕСЕННИ ПЕЙЗАЖИ
1. ПОД ДЪЖДА
Чадърът литна като птица,
обзет от порив, изведнъж.
Дими съвсем като мъглица
къщурката на този дъжд.
Поспирам, пръстчета студени
докосват моите страни.
Дъждът навярно иска с мене
съвсем да се съедини.
2. ЕСЕННО УТРО
Думи влюбени бавно се ронят.
Предпоследният кос отлетя.
Кленът сипе от своите клони
силуети на кръгли листа.
Нещо в нас с есента си отива.
Злато алено тихо ръми.
Скръбен пламък в небето изстива
и с усилия сетни шуми.
3. ПОСЛЕДНИТЕ ГЛАДИОЛИ
Туй, дето сияе и пее,
изчезна в златистия лес.
Оскъдното слънце не греее -
не стопли телата ни днес.
Замлъкват фонтаните голи.
В гората се спуска мъгла.
Последният стрък гладиоли
припламва с червени крила.
Така би стояла орлица
на зъбер оголен и див.
А в клюна на гордата птица
полюшва се пламъкът жив.
1955
—————————–
СТАРОСТ
Обикновени, тихи, сиви,
с бастунче той, с чадърче тя,
се вглеждат в багрите красиви
на полуделите цветя.
Те не говорят многослвоно,
разбират всеки поглед свой,
ала душите им отново
издумват приказки безброй.
В мъгливото съществувание
те нямаха ни рай, ни ад.
И животворното страдание
горя в тях с пламък ъгловат.
Те бяха немощни и леки,
безпомощни като деца,
но ето - сляха се навеки
новородените сърца.
За разума една частица
от знание получих аз -
че щастието е искрица,
но свети все далеч от нас.
С невидим лъч ни заслепява,
не казва никога защо
неуловим, лъчът изтлява.
Завинаги изчезва то.
Дори във шепата присвита
да го притиснеш силно ти,
помни, все някога отлита.
И в този миг към друг лети.
Обикновени, тихи, сиви,
с бастунче той, с чадърче тя,
се вглеждат в багрите красиви
на полуделите цветя.
Навярно вече са щастливи.
А в дрезгавата тъмнина
душите - пламъчета живи -
струят със сетна светлина.
1956
—————————–
СТАРАТА АКТРИСА
В позлатената стая с натруфен ампир
и кресла със пискюлчета къси,
на Москва театрална забравен кумир
и познайница наша, възкръсна.
Днес полюшва превзето невзрачни бедра
от три смърти стопеното тяло,
а каква беше, господи, в свойта зора,
умове и сърце завладяла!
Бяха смайващи нейният чар, красота,
беше млада, изящна и стройна -
сякаш беше изваяна всяка черта
от лъчите в Италия знойна.
А сега като зала в музей този дом
приютил е отминала слава.
Но тя пак изумява познатите, щом
закокетства - капризна, лукава.
Грамоти и отличия пази с любов
и живее с едната надежда,
че е хубава днес и во веки веков.
И че млада все още изглежда.
Че картини, албуми, портрети, цветя,
тънък мирис на южни растения
са запазили всичко, което бе тя,
и ще помнят това поколения.
Маловажно изглежда, че в тъмния кът
на мазето - мухлясал и кален,
спи бездомно момиче и мръзне до смърт
свито там, под юргана працален.
Милосърдната леля, случайно разбрах,
предоставя безплатна квартира,
за да тупа детето килима от прах,
да пере, да поддържа ампира.
И додето акрисата стяга тесте
от банкноти и дрънка монети,
със какво изумлениегледаш, дете,
към прекрасните стари портрети.
В парадокса на вникват такива деца,
как спечелило нашето чувство,
над света извисява студени сърца
неразумното гордо изкуство.
1956
—————————–
МОРСКА РАЗХОДКА
С романтичното корабче бяло
връхлетяхме във каменна паст
и скалата с прегърбено тяло
заслони небосвода над нас.
Тък, в подземната бляскава зала,
над прозрачна лагуна, в захлас
гледах как сме прозрачни изцяло -
късче слюда бе всеки от нас.
А оттам, от кристалната чаша,
в нас се вглеждат стотици очи -
в отразените фигурки наши
със контур, който слабо личи,
сякаш всички сирени в морето
с рибе тяло, с лице на жена
и подобни на раци момчета
ни обгръщат със плътна стена.
И на морския шлейф под атлаза
малко странен подводен народ
в свят, скроен от любов и омраза,
води свой, примитивен живот.
Нещо кипна под нас с пълна сила
и се сплете със рев на мотор.
Но сега ни отказа закрила
на скалата превития торс.
И натисна педал капитана
и сетихме слабост и хлад,
и подводното царство остана
зад браздата пенлива, назад.
Слънце светна в зенита, далеко.
Пяна бризна, назад отлетя.
И Таврида надигна се лека
и се вгледа в лицето ти тя.
1956
—————————–
***
На паважа неделен
тънко стръкче, венче
със листа акварелни -
полумъртво цветче.
То лежеше пред мене
със размити черти,
сякаш бе отразена
във душата ми ти.
1957
—————————–
ЗАДАВА СЕ БУРЯ
Облакът се приближава смръщен
и притиска небосвода чер
с телеса огромни и могъщи,
вдигнал в тъмната ръка фенер.
Колко пъти той ме е настигал
и просветвайки над мене цял,
мълнии пречупени е вдигал
и със гръм железен е трещял!
Колко пъти спира ме в полето
както днес. И ето че сега
сме отново по неволя слети
с блясъка на волтова дъга.
Ето, моят кедър под балкона
е по дължина разсечен цял,
но стои и с мъртвата корона
небосклона тъмен е подпрял.
Във сърцето му от дървесина -
драскотина с огнени следи.
Пламък по иглиците премина,
затова валят като звезди.
Песен ми запечй, дърво печално!
Като тебе устремен аз бях!
Гръм ме овъгли. Не е фатално,
щом във пламъци не изгорях.
И защо, разполовен на двора,
като теб до входа не умрях,
а в душата свети жилав порив
за любов, за песен и за смях.
1957
—————————–
ПОСЛЕДНА ЛЮБОВ
Спря колата. Земята пияна
ги пое в своя хладен простор.
Уморен се подпря на волана
изтощен до предела шофьор.
Звзден огън небето огрява.
Над света затрептя нощен звън.
Пасажерът немлад се забави
със любимата дълго навън.
И шофьорът през сънени клепки
забеляза две странни лица,
две преплетени сенки да трепкат,
две съвсем изумени деца.
Заблестя ореолът сияен,
произтекъл от двете тела.
И посланик на лятото таен
ги прегърна с ръце от мъгла.
Огнеликите астри стояха
като чаши с червено вино
и лицата им ярко горяха
с маргаритките слети в едно.
И с предчувствие тъжно, което
за раздяла шептеше без звук,
с кратковременна радост морето
обкръжи тези влюбени тук.
И с надежда за обща посока
безприютните нощни деца
се придвижваха тихо наоколо
със прелели от обич сърца.
Бе колата прикрита от мрака
и моторът мърмореше зло.
Там шофьорът, естествено, чака,
спуснал предното ляво стъкло.
Знае той - няма все да е лято,
идва есен - капризно дете,
знае той - песента е изпята,
но - щастливи - не знаеха те.
1957
—————————–
СЕПТЕМВРИ
Разпиляха се перли разкошни.
После рукна дъждът из ведро.
Кри поглед тополка разрошена
зад листенца от чисто сребро.
Но го виж - не желае да чака
и под арка от каменна плът,
разрушил тържеството на мрака,
лъч единствен пробива си път.
Значи падна все пак пелената
и откри хоризонта пред мен.
Мигновено избухва липата -
нежна дева в прохладния ден.
Живописецо, грабвай статива!
Виж как в тези изящни черти
цвят на нар и на пламък се сливат.
Нарисувай момичето ти.
С плавен жест и с осанка прекрасна,
като тънко, зелено дръвце.
Не пропускай усмивката ясна
върху мокро от сълзи лице.
1957
—————————–
ХВОЙНОВ ХРАСТ
Аз сънувах гъстака от хвойна навън
и в просъница чух металически звън.
Аметистово зърно безкрайно звъня
и хареса ми как озвучава съня.
И уханна смола ме разсъни, и аз
вън излязъл, разтворих красивия храст.
Нежни клони извиха към мене ръце.
Всички имаха твоето скъпо лице.
Тази хвойна прилича във мрака сгъстен
на неверните устни, целували мен.
Този ромон, излъчващ уханна смола,
ме пронизва дълбоко с отровна игла.
Зад прозореца чезнат един подир друг
бели облаци - птици ли плуват без звук?
Облетели градината, връщат се пак.
Благославям те, хвойнов любим гъсталак!
1957
—————————–
СРЕЩА
И лицето с вннимателн очи, с мъка, с усилие,
както се отваря ръждива врата - се усмихна.
Л. Н. Толстой. “Война и мир”
Тъй както хваща рижа патина вратата,
която дълго е забравена от нас,
така отвори моята позната
лицето си за мен в незнаен час.
И лумна лъч - не лъч, а ярък сноп
от жива светлина - не сноп, а празник -
любов и пролет. Вечен мизантроп,
оплетох се в различни думи празни,
в усмивки, възклицания, но не,
не точно в тях - около тях, наблизо…
О, светлина струяща, ти поне
спри, овладей на мисълта каприза.
Видяхме зад прозореца крилат
мухи и пеперуди милиони -
струят като огромен водопад
и опипом намират лампиона.
Една от тях на рамото ти спря
с прозрачно тяло, трепетна и плаха.
Въпроси нямах, а и ти разбра -
въпросите съвсем излишни бяха.
1957
—————————–
***
Кой ми отвърна в нощния час?
Дъб ли си шепне с тъмния храст,
или проплака в съня си рябина
или пък щиглец наду окарина,
или синигер с гласеца си глух
пее за моя чувствителен слух?
Кой ми отвърна в нощния мрак?
Ти ли, която във тъмното пак
нашите минали дни си припомни,
нашите трепети, радости скромни,
нашето скитане с морни нозе,
ти ли, която сърцето ми взе?
Кой ми отвърна в нощния час?
Сутрин и вечер, в хлад или в зной,
идват при мен гласовете незнайни
като въздишки на влюбен потайни.
Те са причината нежният стих
теб да жадува, замислен и тих…
1957
—————————–
***
Когато немощ ме споходи,
аз ще отпадна от бита,
завинаги ще съм свободен
от страсти и от суета.
Бих искал аз да бъда глина,
да ме изваят в нужен съд
и в мен момичета невинни
вода в дома да донесат.
Да зная всички хорски тайни.
Сред мравки, насекоми, птици
да бъда плод на най-случайно
съединените частици.
Но сам сред мрака безутешен
дори да си остана аз,
възпявал бих живота грешен,
зовал го бих с далечен глас.
1957
—————————–
САМОТЕН ДЪБ
На лоша почва - възлест и чепат -
е расъл той. И клоните му криви
стърчат във безпорядък чудноват -
несъвършени, сухи, некрасиви.
Не се безпокои мъдрецът стар,
че са отекли болните му стави.
От ствола щом закапе кехлибар,
звъни като камбана величаво.
Но вгледай се, та той е тъй спокоен,
от слабостта си не изпитва срам.
Кой казал би дъбът че не е войн
във пустото поле, макар и сам.
1957
ВОСПОМИНАНИЕ
Наступили месяцы дремоты…
То ли жизнь, действительно, прошла,
То ль она, закончив все работы,
Поздней гостьей села у стола.
Хочет пить - не нравятся ей вина,
Хочет есть - кусок не лезет в рот.
Слушает, как шепчется рябина,
Как щегол за окнами поет.
Он поет о той стране далекой,
Где едва заметен сквозь пургу
Бугорок могилы одинокой
В белом кристаллическом снегу.
Там в ответ не шепчется береза,
Корневищем вправленная в лед.
Там над нею в обруче мороза
Месяц окровавленный плывет.
1952
—————————–
СТАРАЯ СКАЗКА
В этом мире, где наша особа
Выполняет неясную роль,
Мы с тобою состаримся оба,
Как состарился в сказке король.
Догорает, светясь терпеливо,
Наша жизнь в заповедном краю,
И встречаем мы здесь молчаливо
Неизбежную участь свою.
Но когда серебристые пряди
Над твоим засверкают виском,
Разорву пополам я тетради
И с последним расстанусь стихом.
Пусть душа, словно озеро, плещет
У порога подземных ворот
И багровые листья трепещут,
Не касаясь поверхности вод.
1952
—————————–
ПРОЩАНИЕ С ДРУЗЬЯМИ
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где всё разъято, смешано, разбито,
Где вместо неба - лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита.
Там на ином, невнятном языке
Поёт синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.
Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И всё ли вы забыли?
Теперь вам братья - корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.
Теперь вам сестры - цветики гвоздик,
Соски сирени, щепочки, цыплята…
И уж не в силах вспомнить ваш язык
Там наверху оставленного брата.
Ему ещё не место в тех краях,
Где вы исчезли, лёгкие, как тени,
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений.
1952
—————————–
НЕУДАЧНИК
По дороге, пустынной обочиной,
Где лежат золотые пески,
Что ты бродишь такой озабоченный,
Умирая весь день от тоски?
Вон и старость, как ведьма глазастая,
Притаилась за ветхой ветлой.
Целый день по кустарникам шастая,
Наблюдает она за тобой.
Ты бы вспомнил, как в ночи походные
Жизнь твоя, загораясь в борьбе,
Руки девичьи, крылья холодные,
Положила на плечи тебе.
Милый взор, истомленно-внимательный,
Залил светом всю душу твою,
Но подумал ты трезво и тщательно
И вернулся в свою колею.
Крепко помнил ты старое правило -
Осторожно по жизни идти.
Осторожная мудрость направила
Жизнь твою по глухому пути.
Пролетела она в одиночестве
Где-то здесь, на задворках села,
Не спросила об имени-отчестве,
В золотые дворцы не ввела.
Поистратил ты разум недюжинный
Для каких-то бессмысленных дел.
Образ той, что сияла жемчужиной,
Потускнел, побледнел, отлетел.
Вот теперь и ходи и рассчитывай,
Сумасшедшие мысли тая,
Да смотри, как под тенью ракитовой
Усмехается старость твоя.
Не дорогой ты шел, а обочиной,
Не нашел ты пути своего,
Осторожный, всю жизнь озабоченный,
Неизвестно, во имя чего!
1953
—————————–
***
Я воспитан природой суровой,
Мне довольно заметить у ног
Одуванчика шарик пуховый,
Подорожника твердый клинок.
Чем обычней простое растенье,
Тем живее волнует меня
Первых листьев его появленье
На рассвете весеннего дня.
В государстве ромашек, у края,
Где ручей, задыхаясь, поет,
Пролежал бы всю ночь до утра я,
Запрокинув лицо в небосвод.
Жизнь потоком светящейся пыли
Все текла бы, текла сквозь листы,
И туманные звезды светили,
Заливая лучами кусты.
И, внимая весеннему шуму
Посреди очарованных трав,
Все лежал бы и думал я думу
Беспредельных полей и дубрав.
1953
—————————–
ДОЖДЬ
В тумане облачных развалин
Встречая утренний рассвет,
Он был почти нематериален
И в формы жизни не одет.
Зародыш, выкормленный тучей,
Он волновался, он кипел,
И вдруг, веселый и могучий,
Ударил в струны и запел.
И засияла вся дубрава
Молниеносным блеском слез,
И листья каждого сустава
Зашевелились у берез.
Натянут тысячами нитей
Меж хмурым небом и землей,
Ворвался он в поток событий,
Повиснув книзу головой.
Он падал издали, с наклоном
В седые скопища дубрав.
И вся земля могучим лоном
Его пила, затрепетав.
1953
—————————–
ВЕСНА В МИСХОРЕ
1.ИУДИНО ДЕРЕВО
Когда, страдая от простуды,
Ай-Петри высится в снегу,
Кривое деревце Иуды
Цветет на южном берегу.
Весна блуждает где-то рядом,
А из долин уже глядят
Цветы, напитанные ядом
Коварства, горя и утрат.
2. ПТИЧЬИ ПЕСНИ
Пусть в зеленую книгу природы
Не запишутся песни синиц, –
Величайшие наши рапсоды
Происходят из общества птиц.
Пусть не слушает их современник,
Путешествуя в этом краю, –
Им не нужно ни славы, ни денег
За бессмертную песню свою.
3. УЧАН-СУ
Внимая собственному вою,
С недосягаемых высот
Висит над самой головою
Громада падающих вод.
И веет влажная прохлада
Вокруг нее, и каждый куст,
Обрызган пылью водопада,
Смеется тысячами уст.
4. У МОРЯ
Посмотри, как весною в Мисхоре,
Где серебряный пенится вал,
Непрерывно работает море,
Разрушая окраины скал.
Час настанет, и в сердце поэта,
Разрушая последние сны,
Вместо жизни останется эта
Роковая работа волны.
1953
—————————–
ПОЭТ
Черен бор за этим старым домом,
Перед домом - поле да овсы.
В нежном небе серебристым комом
Облако невиданной красы.
По бокам туманно-лиловато,
Посредине грозно и светло,-
Медленно плывущее куда-то
Раненого лебедя крыло.
А внизу на стареньком балконе -
Юноша с седою головой,
Как портрет в старинном медальоне
Из цветов ромашки полевой.
Щурит он глаза свои косые,
Подмосковным солнышком согрет,-
Выкованный грозами России
Собеседник сердца и поэт.
А леса, как ночь, стоят за домом,
А овсы, как бешеные, прут…
То, что было раньше незнакомым,
Близким сердцу делается тут.
1953
—————————–
ОСЕННИЙ КЛЕН
Осенний мир осмысленно устроен
И населен.
Войди в него и будь душой спокоен,
Как этот клен.
И если пыль на миг тебя покроет,
Не помертвей.
Пусть на заре листы твои умоет
Роса полей.
Когда ж гроза над миром разразится
И ураган,
Они заставят до земли склониться
Твой тонкий стан.
Но даже впав в смертельную истому
От этих мук,
Подобно древу осени простому,
Смолчи, мой друг.
Не забывай, что выпрямится снова,
Не искривлен,
Но умудрен от разума земного,
Осенний клен.
1955
—————————–
ОСЕННИЕ ПЕЙЗАЖИ
1. Под дождем
Мой зонтик рвется, точно птица,
И вырывается, треща.
Шумит над миром и дымится
Сырая хижина дождя.
И я стою в переплетенье
Прохладных вытянутых тел,
Как будто дождик на мгновенье
Со мною слиться захотел.
2. Осеннее утро
Обрываются речи влюбленных,
Улетает последний скворец.
Целый день осыпаются с кленов
Силуэты багровых сердец.
Что ты, осень, наделала с нами!
В красном золоте стынет земля.
Пламя скорби свистит под ногами,
Ворохами листвы шевеля.
3. Последние канны
Все то, что сияло и пело,
В осенние скрылось леса,
И медленно дышат на тело
Последним теплом небеса.
Ползут по деревьям туманы,
Фонтаны умолкли в саду.
Одни неподвижные канны
Пылают у всех на виду.
Так, вытянув крылья, орлица
Стоит на уступе скалы,
И в клюве ее шевелится
Огонь, выступая из мглы.
1955
—————————–
СТАРОСТЬ
Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она,-
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.
Их речь уже немногословна,
Без слов понятен каждый взгляд,
Но души их светло и ровно
Об очень многом говорят.
В неясной мгле существованья
Был неприметен их удел,
И животворный свет страданья
Над ними медленно горел.
Изнемогая, как калеки,
Под гнетом слабостей своих,
В одно единое навеки
Слились живые души их.
И знанья малая частица
Открылась им на склоне лет,
Что счастье наше - лишь зарница,
Лишь отдаленный слабый свет.
Оно так редко нам мелькает,
Такого требует труда!
Оно так быстро потухает
И исчезает навсегда!
Как ни лелей его в ладонях
И как к груди ни прижимай,-
Дитя зари, на светлых конях
Оно умчится в дальний край!
Простые, тихие, седые,
Он с палкой, с зонтиком она,-
Они на листья золотые
Глядят, гуляя дотемна.
Теперь уж им, наверно, легче,
Теперь всё страшное ушло,
И только души их, как свечи,
Струят последнее тепло.
1956
—————————–
СТАРАЯ АКТРИСА
В позолоченной комнате стиля ампир,
Где шнурками затянуты кресла,
Театральной Москвы позабытый кумир
И владычица наша воскресла.
В затрапезе похожа она на щегла,
В три погибели скорчилось тело.
А ведь, Боже, какая актриса была
И какими умами владела!
Что-то было нездешнее в каждой черте
Этой женщины, юной и стройной,
И лежал на тревожной ее красоте
Отпечаток Италии знойной.
Ныне домик ее превратился в музей,
Где жива ее прежняя слава,
Где старуха подчас удивляет друзей
Своевольем капризного нрава.
Орденов ей и званий немало дано,
И она пребывает в надежде,
Что красе ее вечно сиять суждено
В этом доме, как некогда прежде.
Здесь картины, портреты, альбомы, венки,
Здесь дыхание южных растений,
И они ее образ, годам вопреки,
Сохранят для иных поколений.
И не важно, не важно, что в дальнем углу,
В полутемном и низком подвале,
Бесприютная девочка спит на полу,
На тряпичном своем одеяле!
Здесь у тетки-актрисы из милости ей
Предоставлена нынче квартира.
Здесь она выбивает ковры у дверей,
Пыль и плесень стирает с ампира.
И когда ее старая тетка бранит,
И считает и прячет монеты,-
О, с каким удивленьем ребенок глядит
На прекрасные эти портреты!
Разве девочка может понять до конца,
Почему, поражая нам чувства,
Поднимает над миром такие сердца
Неразумная сила искусства!
1956
—————————–
МОРСКАЯ ПРОГУЛКА
На сверкающем глиссере белом
Мы заехали в каменный грот,
И скала опрокинутым телом
Заслонила от нас небосвод.
Здесь, в подземном мерцающем зале,
Над лагуной прозрачной воды,
Мы и сами прозрачными стали,
Как фигурки из тонкой слюды.
И в большой кристаллической чаше,
С удивлением глядя на нас,
Отраженья неясные наши
Засияли мильонами глаз.
Словно вырвавшись вдруг из пучины,
Стаи девушек с рыбьим хвостом
И подобные крабам мужчины
Оцепили наш глиссер кругом.
Под великой одеждою моря,
Подражая движеньям людей,
Целый мир ликованья и горя
Жил диковинной жизнью своей.
Что-то там и рвалось, и кипело,
И сплеталось, и снова рвалось,
И скалы опрокинутой тело
Пробивало над нами насквозь.
Но водитель нажал на педали,
И опять мы, как будто во сне,
Полетели из мира печали
На высокой и легкой волне.
Солнце в самом зените пылало,
Пена скал заливала корму,
И Таврида из моря вставала,
Приближаясь к лицу твоему.
1956
—————————–
* * *
Посредине панели
Я заметил у ног
В лепестках акварели
Полумертвый цветок.
Он лежал без движенья
В белом сумраке дня,
Как твое отраженье
На душе у меня.
1957
—————————–
ГРОЗА ИДЕТ
Движется нахмуренная туча,
Обложив полнеба вдалеке,
Движется, огромна и тягуча,
С фонарем в приподнятой руке.
Сколько раз она меня ловила,
Сколько раз, сверкая серебром,
Сломанными молниями била,
Каменный выкатывала гром!
Сколько раз, ее увидев в поле,
Замедлял я робкие шаги
И стоял, сливаясь поневоле
С белым блеском вольтовой дуги!
Вот он - кедр у нашего балкона.
Надвое громами расщеплен,
Он стоит, и мертвая корона
Подпирает темный небосклон.
Сквозь живое сердце древесины
Пролегает рана от огня,
Иглы почерневшие с вершины
Осыпают звездами меня.
Пой мне песню, дерево печали!
Я, как ты, ворвался в высоту,
Но меня лишь молнии встречали
И огнем сжигали на лету.
Почему же, надвое расколот,
Я, как ты, не умер у крыльца,
И в душе все тот же лютый голод,
И любовь, и песни до конца!
1957
—————————–
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
Задрожала машина и стала,
Двое вышли в вечерний простор,
И на руль опустился устало
Истомленный работой шофер.
Вдалеке через стекла кабины
Трепетали созвездья огней.
Пожилой пассажир у куртины
Задержался с подругой своей.
И водитель сквозь сонные веки
Вдруг заметил два странных лица,
Обращенных друг к другу навеки
И забывших себя до конца.
Два туманные легкие света
Исходили из них, и вокруг
Красота уходящего лета
Обнимала их сотнями рук.
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей,
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофер улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
Он-то знал, что кончается лето,
Что подходят ненастные дни,
Что давно уж их песенка спета,-
То, что, к счастью, не знали они.
1957
—————————–
СЕНТЯБРЬ
Сыплет дождик большие горошины,
Рвется ветер, и даль нечиста.
Закрывается тополь взъерошенный
Серебристой изнанкой листа.
Но взгляни: сквозь отверстие облака,
Как сквозь арку из каменных плит,
В это царство тумана и морока
Первый луч, пробиваясь, летит.
Значит, даль не навек занавешена
Облаками, и, значит, не зря,
Словно девушка, вспыхнув, орешина
Засияла в конце сентября.
Вот теперь, живописец, выхватывай
Кисть за кистью, и на полотне
Золотой, как огонь, и гранатовой
Нарисуй эту девушку мне.
Нарисуй, словно деревце, зыбкую
Молодую царевну в венце
С беспокойно скользящей улыбкою
На заплаканном юном лице.
1957
—————————–
МОЖЖЕВЕЛОВЬIЙ КУСТ
Я увидел во сне можжевеловый куст,
Я услышал вдали металлический хруст,
Аметистовых ягод услышал я звон,
И во сне, в тишине, мне понравился он.
Я почуял сквозь сон легкий запах смолы.
Отогнув невысокие эти стволы,
Я заметил во мраке древесных ветвей
Чуть живое подобье улыбки твоей.
Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
Остывающий лепет изменчивых уст,
Легкий лепет, едва отдающий смолой,
Проколовший меня смертоносной иглой!
В золотых небесах за окошком моим
Облака проплывают одно за другим,
Облетевший мой садик безжизнен и пуст…
Да простит тебя бог, можжевеловый куст!
1957
—————————–
ВСТРЕЧА
И лицо с внимательными
глазами, с трудом, с усилием,
как отворяется заржавевшая
дверь,- улыбнулось…
Л. Толстой. Война и мир
Как открывается заржавевшая дверь,
С трудом, с усилием,- забыв о том, что было,
Она, моя нежданная, теперь
Свое лицо навстречу мне открыла.
И хлынул свет - не свет, но целый сноп
Живых лучей,- не сноп, но целый ворох
Весны и радости, и вечный мизантроп,
Смешался я… И в наших разговорах,
В улыбках, в восклицаньях,- впрочем, нет,
Не в них совсем, но где-то там, за ними,
Теперь горел неугасимый свет,
Овладевая мыслями моими.
Открыв окно, мы посмотрели в сад,
И мотыльки бесчисленные сдуру,
Как многоцветный легкий водопад,
К блестящему помчались абажуру.
Один из них уселся на плечо,
Он был прозрачен, трепетен и розов.
Моих вопросов не было еще,
Да и не нужно было их - вопросов.
1957
—————————–
* * *
Кто мне откликнулся в чаще лесной?
Старый ли дуб зашептался с сосной,
Или вдали заскрипела рябина,
Или запела щегла окарина,
Или малиновка, маленький друг,
Мне на закате ответила вдруг?
Кто мне откликнулся в чаще лесной?
Ты ли, которая снова весной
Вспомнила наши прошедшие годы,
Наши заботы и наши невзгоды,
Наши скитанья в далеком краю,-
Ты, опалившая душу мою?
Кто мне откликнулся в чаще лесной?
Утром и вечером, в холод и зной,
Вечно мне слышится отзвук невнятный,
Словно дыханье любви необъятной,
Ради которой мой трепетный стих
Рвался к тебе из ладоней моих…
1957
—————————–
* * *
Когда бы я недвижным трупом
Лежал, устав от бытия,-
Людским страстям, простым и грубым,
Уж неподвластен был бы я.
Я был бы только горстью глины,
Я превратился бы в сосуд,
Который девушки долины
Порой к источнику несут.
К людским прислушиваясь тайнам
И к перекличке вешних птиц,
Меж ними был бы я случайным
Соединением частиц.
Но и тогда, во тьме кромешной,
С самим собой наедине,
Я пел бы песню жизни грешной
И призывал ее во сне.
1957
—————————–
ОДИНОКИЙ ДУБ
Дурная почва: слишком узловат
И этот дуб, и нет великолепья
В его ветвях. Какие-то отрепья
Торчат на нем и глухо шелестят.
Но скрученные намертво суставы
Он так развил, что, кажется, ударь -
И запоет он колоколом славы,
И из ствола закапает янтарь.
Вглядись в него: он важен и спокоен
Среди своих безжизненных равнин.
Кто говорит, что в поле он не воин?
Он воин в поле, даже и один.
1957
