Николай Добронравов

превод: Красимир Георгиев

ХЛЯБЪТ

Хляб от старо брашно с трици наполовина
помним ясно от прежни горчиви години.
Хляб с каруци докаран. Стине студ зад тезгяха.
Хляб за утре, с купони доставките бяха.
Ах, какъв беше мек, ах, какъв беше славен!
Аз не помня дори и троха да остане…
И защо бе по-вкусен от днешните млини
хляб от старо брашно с трици наполовина?

Може би затова, че войници за сбогом
на децата раздаваха хляб от вагона.
Бяхме равни тогава пред хляба изцяло
пред небето, от „Юнкерси” зли почерняло,
пред възпятата, рухнала мигом отбрана.
Пред беда - жълтеница в семейната драма,
пред вика ни „Ура!” и блокадната болка,
и пред смърт, и пред плен, кръв и сол сред осколки.
Хляб от старо брашно с трици наполовина,
за войска и маршали бе хлябът петимен.
Бе молитва за всички, желан до трохичка.
Аз не помня изсъхнала хлебна коричка.

…Зад витрината хлябът е пресен и много.
„Ний сме същите! - кряскам. - Пак тежи ни тревога!”
Късче кифла лежи под краката на всички.
През войната не помня суха хлебна коричка…
Оцеляхме! По-лесен е пътят, за Бога!
Но защо ли днес съхнем, щом хлябът е много!

——————————

ХЛЕБ

Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
Помним в горькие годы ясней, чем себя мы.
Хлеб везли на подводе. Стыл мороз за прилавком.
Мы по карточкам хлеб забирали на завтра.
Ах какой он был мягкий, какой был хороший!
Я ни разу не помню, чтоб хлеб был засохший…
Отчего ж он вкусней, чем сегодняшний пряник,
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями?

Может быть, оттого, что, прощаясь, солдаты
Хлеб из двери теплушки раздавали ребятам.
Были равными все мы тогда перед хлебом,
Перед злым, почерневшим от „Юнкерсов” небом,
Пред воспетой и рухнувшей вдруг обороной.
Перед жёлтенькой, первой в семье похоронной,
Перед криком „ура”, и блокадною болью,
Перед пленом и смертью, перед кровью и солью.
Хлеб из затхлой муки, пополам с отрубями,
И солдаты, и маршалы вместе рубали.
Ели, будто молясь, доедали до крошки.
Всю войну я не помню даже корки засохшей.

…За витриною хлеб вызывающе свежий.
Что ж так хочется крикнуть: „Мы все те же! Все те же!”?
Белой булки кусок кем-то под ноги брошен.
Всю войну я не помню даже крошки засохшей…
Мы остались в живых! Стала легче дорога.
Мы черствеем, как хлеб, которого много!