Михаил Лермонтов

превод: Василка Хинкова

11 ЮНИ 1831

1
Аз помня - към прекрасното в света
от детството си още се стремях.
Блена обичах, не реалността,
в която само мигове живях
и те тежаха над духа ми млад,
и пълнех аз загадъчния свят
на моя сън със тях. Ала сънят
не бяха в сила те да помрачат.

2
Аз времето усещах вдъхновен,
живеех друг живот в едничък час,
забравил всичко. Или пък смутен
от блянове печални, често аз
ридаех. Ала образът видян
и мразен, и презиран, и желан,
с черти на земно същество не бе.
Там всичко беше ад или небе.

3
Не могат думите да обяснят
копнежите ми. Няма звукове,
които могат да ги изразят.
В духа си чувам страстни гласове
на светла и възвишена любов,
но думи нямам аз и съм готов
за нея в жертва да се принеса,
но огъня за други да спася.

4
Какво са славата, известността?
А силна власт те имат върху мен
и ме заставят всичко на света
да жертвувам - и днес оклеветен,
без цел се скитам - мрачен и жесток.
Но вярвам аз! Незнайният пророк
ми обеща безсмъртни върхове
срещу замяна с земни дарове.

5
Поетът е с безсмъртие богат.
Подир смъртта ми моите мечти
ще възхвали учуденият свят,
макар невникнал в тях. Но с мен си ти,
мой ангел, ще живееш след смъртта
и туй ще бъде дар от любовта.
До името ми твойто ще мълвят.
Защо им трябва мъртви да делят?

6
С добро мъртвеца спомнят. Всеки син
различен е от бедния баща.
Да вникнеш в туй не може във един
век: идва край на земните неща!
Така животът на човек, сравнен
със вечността, е само дълъг ден.
Единствено душата, само тя
остава подир него на света.

7
Остават само нейните дела.
Понякога на някой речен бряг,
притулен до крайбрежната скала,
аз гледах непрекъснатия бяг
на синята разпенена вода;
и нямаше у мене и следа
от друга мисъл. В моя светъл ум
бе само тоя незаглъхващ шум.

8
Там бях щастлив. Но не забравих аз
най-хубавия поглед на света!
Причина за безумства, сълзи, страст!
Отдавна нежно друг обича тя,
и друга аз. Но моето сърце
обича още - и към бог ръце
за нови мъки вдигам. Но у мен
е вечно жив отминалият ден!

9
За мене никой нийде не тъжи,
тежа дори и на самия мен,
на моето чело тъга лежи,
изглеждам на тълпата горд, студен.
Нима е длъжна да проникне тя
в това, което става във гръдта?
Какво й е блести ли светлина
или е там безкрайна тъмнина.

10
Надвисват тъмни облаци и в тях
таи се мълния, таи се смърт,
изскубне ли се, преобръща в прах,
което срещне тя по своя път;
проблесне и се скрие в облак бял.
Кой днес би източника й разбрал,
какво би търсил в облачната паст?
Нали безследно чезнат те след нас.

11
Тревожи бъдещето мойта гръд.
Живота как ще свърша и къде
духът ми ще блуждае, в кой ли кът
при мили хора ще ме заведе?
Кой би ме любил и във моя глас
приятел разпознал би в оня час.
Порок е да обичаш като мен,
но аз за силна обич съм роден.

12
Мнозина нямат вяра в любовта
и колко са щастливи при това!
За друг разстройство на ума е тя,
ту празен сън, ту на кръвта зова.
Какво е любовта, не зная аз -
най-силната от всички страсти страст.
Да любя ми е нужно ден и нощ,
и любех аз със цялата си мощ.

13
Лъжата даже не ме отврати.
Сърцето ми бе пусто без страстта
и тука, във ранените гърди,
живееше все млада любовта;
така във страшните развалини
брезичка расне сред пукнатини,
разпуска млади, весели коси
и камъка опечален краси.

14
Дошлият чужденец във тоя край
оплаква на брезата участта.
Безсилна срещу бурите, накрай
без време, още млада, гине тя.
Но никога брезата в мойта гръд
не могат бури да изкоренят;
в гръдта ми съкрушена нашта страст
единствено таи такава власт.

15
Товарът от неволи и злини
не би могъл духа ми да смири.
Съдбата няма да го преклони
и само бунтът ще го разгори;
от мъст към него може много зла
да бъде тя, макар че би могла
да носи щастие в света широк:
със дух такъв злодей си или бог…

16
Пустинята обичам, и гласа
на вятъра, в полето устремен,
сокола в синкавите небеса,
и облачните сенки покрай мен.
Не знае буйният табун хомот,
орелът пори светналия свод
и сякаш по-свободно над степта
пътуват бели облачни ята.

17
И поразява като великан
идеята за вечност всеки ум,
когато този степен океан
синее пред очите. Всеки шум
и звук в природата, и всеки час
на радост и страдание за нас
ни става ясен. В себе си се взрем
и можем сметка тъй да си дадем.

18
На връх планински който е стоял
в часа на залеза, е виждал как
преди денят докрай да е изтлял
от изток тръгва към земята мрак.
Там долу падини, гори, мъгла,
а тук планински светнали чела;
като след буря облаци стоят
наоколо и върхове блестят.

19
И ти си спомняш всеки минал ден
И възкресяват страстните мечти
на миналото скелета студен,
запазил свойта красота почти.
Портрета си там търсим ти и аз,
макар че няма прилика със нас,
макар лъчът на нашите очи,
от времето погаснал, да личи.

20
Какво ли може с тези планини
да се сравнява? В гордия простор
не може нищо да го промени:
ни слава мимолетна, ни позор;
на облаците тъмните тълпи
се блъскат в тях, и слънце ги слепи,
но нищо. Който на върха стои,
от земния живот не се бои.

21
Навява скръб със своя вид унил
степта, където вятър полудял
люлее само сребърен бодил,
развял от прахоляци облак бял
и в степния безбрежен океан
две-три брези издигат само стан
и се тъмнеят, свърши ли деня,
сред синята и пуста далнина.

22
Така е скучен без борба света.
Не вържат ли мечтите тежък плод
във буйния цъфтеж на младостта,
не ще се радваш на такъв живот.
Горя за творчество. Да. Всеки ден
да бъде с моя труд обезсмъртен.
И нямам сили аз да разбера
какво е даже миг да не творя.

23
Тревожни мисли в моя ум кипят
и зреят вечно. Жажда и тъга
тревожат непрестанно мойта гръд.
Животът кратък е и се боя сега,
че нещо не довършвам в тоя ден!
И на живота жаждата у мен
стои над мъките с по-силна власт,
макар живота чужд да мразя аз.

24
Настъпва ден. Отслабва мисълта,
изстива във духа ми всяка страст,
угасват поривите в радостта
и във тъгата се загнездва мраз
или досада в мене се сбере,
не ти се ни живее, нито мре.
За мъката, която те гнети,
вина във теб самия виждаш ти.

25
В туй състояние съм всеки миг,
ала не бих могъл да го предам
ни с ангелски, ни с дяволски език:
в единия е чисто всичко там,
а в другия е всичко тъмно, зло.
В човека само редом би могло
свещено и порочно да цъфтят.
И мъките му в туй се коренят.

26
На никого животът не е дал
мечтаното във ранни младини.
Щастливецът, получил хубав дял,
отново щом прелисти свойте дни,
ще му се иска да е по-щастлив
и все ще жали, докато е жив.
Веднъж вълната само в своя бяг
целува страстно пясъчния бряг.

27
Когато, гонена от буря зла,
пенливата вълна кипи, лети,
все оня залив, дето е била,
си спомня где тръстиката шепти.
Ще стигне може би тя залив друг,
ала покой не ще намери тук.
Кръстосвалият бурното море
в крайбрежните скали не ще се спре.

28
Отдавна своя край съм аз прозрял.
На ранна мъка нося аз печат,
творецът само нея е познал,
единствен не позна я тоя свят.
Накрая ще умра и мойта смърт
ще бъде страшна; ще ме споменат
в чужбина, а във моя край рожден
ще прокълнат и спомена за мен.

29
Не всички. Не. О, има същество
с душа, препълнена с любовен плам,
на любовта ми не отвърна то,
но и в слуха не ще повярва там,
а ще сведе във размисъл глава
над моите пророчески слова,
очите му, тъй весели сега,
тогава ще помръкнат от тъга.

30
Очаква ме гроб кървав там. Без знак
очаква ме гроб кървав там, без кръст
на див, заливан от вълните бряг
под мрачен свод; покой околовръст.
И само чужденецът натъжен,
обзет от съжаление към мен,
доведен от мълвата в тоя кът
на камъка ще седне някой път.

31
И ще рече: великият поет
защо на тоя свят не бе разбран,
приятел как не срещна и с привет
не беше той от любовта съгрян.
Достоен бе за нея той! С печал
в морето вперил поглед овлажнял,
там, във лазурната далечина
ще види лодка с опнати платна.

32
И моя гроб! - Любимите мечти
са като нея. Сладостен копнеж
в несбъднатото има. Красота блести
в такива гледки. Да я предадеш
е трудно. Сила има във това
да не измерваш мисълта в слова,
че волна е като децата тя,
като звука на арфа във нощта!

1831

——————————

1831-ГО ИЮНЯ 11 ДНЯ

1
Моя душа, я помню, с детских лет
Чудесного искала. Я любил
Все обольщенья света, но не свет,
В котором я минутами лишь жил;
И те мгновенья были мук полны,
И населял таинственные сны
Я этими мгновеньями. Но сон
Как мир не мог быть ими омрачён.

2
Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века и жизнию иной,
И о земле позабывал. Не раз
Встревоженный печальною мечтой
Я плакал; но все образы мои,
Предметы мнимой злобы иль любви,
Не походили на существ земных.
О нет! все было ад иль небо в них.

3
Холодной буквой трудно объяснить
Боренье дум. Нет звуков у людей
Довольно сильных, чтоб изобразить
Желание блаженства. Пыл страстей
Возвышенных я чувствую, но слов
Не нахожу и в этот миг готов
Пожертвовать собой, чтоб как-нибудь
Хоть тень их перелить в другую грудь.

4
Известность, слава, что они? - а есть
У них над мною власть; и мне они
Велят себе на жертву всё принесть,
И я влачу мучительные дни
Без цели, оклеветан, одинок;
Но верю им! - неведомый пророк
Мне обещал бессмертье, и живой
Я смерти отдал всё, что дар земной.

5
Но для небесного могилы нет.
Когда я буду прах, мои мечты,
Хоть не поймёт их, удивлённый свёт
Благословит; и ты, мой ангел, ты
Со мною не умрёшь: моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь;
С моим названьем станут повторять
Твоё: на что им мертвых разлучать?

6
К погибшим люди справедливы; сын
Боготворит, что проклинал отец.
Чтоб в этом убедиться, до седин
Дожить не нужно! есть всему конец;
Немного долголетней человек
Цветка; в сравненьи с вечностью их век
Равно ничтожен. Пережить одна
Душа лишь колыбель свою должна.

7
Так и её созданья. Иногда,
На берегу реки, один, забыт,
Я наблюдал, как быстрая вода
Синея гнётся в волны, как шипит
Над ними пена белой полосой;
И я глядел и мыслию иной
Я не был занят, и пустынный шум
Рассеевал толпу глубоких дум.

8
Тут был я счастлив… О, когда б я мог
Забыть что незабвенно! женский взор!
Причину стольких слёз, безумств, тревог!
Другой владеет ею с давных пор,
И я другую с нежностью люблю,
Хочу любить, - и небеса молю
О новых муках: но в груди моей
Все жив печальный призрак прежних дней.

9
Никто не дорожит мной на земле
И сам себе я в тягость как другим;
Тоска блуждает на моём челе.
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нём заключено?
Огонь иль сумрак там - ей всё равно.

10
Темна проходит туча в небесах,
И в ней таится пламень роковой;
Он вырываясь обращает в прах
Всё, что ни встретит. С дивной быстротой
Блеснёт, и снова в облаке укрыт;
И кто его источник объяснит,
И кто заглянет в недра облаков?
Зачем? они исчезнут без следов.

11
Грядущее тревожит грудь мою.
Как жизнь я кончу, где душа моя
Блуждать осуждена, в каком краю
Любезные предметы встречу я?
Но кто меня любил, кто голос мой
Услышит и узнает… И с тоской
Я вижу, что любить, как я, порок,
И вижу, я слабей любить не мог.

12
Не верят в мире многие любви
И тем счастливы; для иных она
Желанье, порожденное в крови,
Расстройство мозга иль виденье сна.
Я не могу любовь определить,
Но это страсть сильнейшая! - любить
Необходимость мне; и я любил
Всем напряжением душевных сил.

13
И отучить не мог меня обман.
Пустое сердце ныло без страстей,
И в глубине моих сердечных ран
Жила любовь, богиня юных дней;
Так в трещине развалин иногда
Берёза вырастает молода
И зелена, и взоры веселит,
И украшает сумрачный гранит.

14
И о судьбе её чужой пришлец
Жалеет. Беззащитно предана
Порыву бурь и зною, наконец
Увянет преждевременно она;
Но с корнем не исторгнет никогда
Мою берёзу вихрь: она тверда;
Так лишь в разбитом сердце может страсть
Иметь неограниченную власть.

15
Под ношей бытия не устаёт
И не хладеет гордая душа;
Судьба её так скоро не убьёт,
А лишь взбунтует; мщением дыша
Против непобедимой, много зла
Она свершить готова, хоть могла
Составить счастье тысячи людей:
С такой душой ты бог или злодей…

16
Как нравились всегда пустыни мне.
Люблю я ветер меж нагих холмов,
И коршуна в небесной вышине,
И на равнине тени облаков.
Ярма не знает резвый здесь табун,
И кровожадный тешится летун
Под синевой, и облако степей
Свободней как-то мчится и светлей.

17
И мысль о вечности, как великан,
Ум человека поражает вдруг,
Когда степей безбрежный океан
Синеет пред глазами; каждый звук
Гармонии вселенной, каждый час
Страданья или радости для нас
Становится понятен, и себе
Отчёт мы можем дать в своей судьбе.

18
Кто посещал вершины диких гор
В тот свежий час, когда садится день,
На западе светило видит взор
И на востоке близкой ночи тень,
Внизу туман, уступы и кусты,
Кругом всё горы чудной высоты,
Как после бури облака, стоят
И странные верхи в лучах горят.

19
И сердце полно, полно прежних лет,
И сильно бьётся; пылкая мечта
Приводит в жизнь минувшего скелет,
И в нем почти всё та же красота.
Так любим мы глядеть на свой портрет,
Хоть с нами в нём уж сходства больше нет,
Хоть на холсте хранится блеск очей,
Погаснувших от время и страстей.

20
Что на земле прекрасней пирамид
Природы, этих гордых снежных гор?
Не переменит их надменный вид
Ничто: ни слава царств, ни их позор;
О рёбра их дробятся темных туч
Толпы, и молний обвивает луч
Вершины скал; ничто не вредно им.
Кто близ небес, тот не сражен земным.

21
Печален степи вид, где без препон,
Волнуя лишь серебряный ковыль,
Скитается летучий аквилон
И пред собой свободно гонит пыль;
И где кругом, как зорко ни смотри,
Встречает взгляд берёзы две иль три,
Которые под синеватой мглой
Чернеют вечером в дали пустой.

22
Так жизнь скучна, когда боренья нет.
В минувшее проникнув, различить
В ней мало дел мы можем, в цвете лет
Она души не будет веселить.
Мне нужно действовать, я каждый день
Бессмертным сделать бы желал, как тень
Великого героя, и понять
Я не могу, что значит отдыхать.

23
Всегда кипит и зреет что-нибудь
В моем уме. Желанье и тоска
Тревожат беспрестанно эту грудь.
Но что ж? Мне жизнь все как-то коротка
И всё боюсь, что не успею я
Свершить чего-то! - жажда бытия
Во мне сильней страданий роковых,
Хотя я презираю жизнь других.

24
Есть время - леденеет быстрый ум;
Есть сумерки души, когда предмет
Желаний мрачен: усыпленье дум;
Меж радостью и горем полусвет;
Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
Находишь корень мук в себе самом
И небо обвинить нельзя ни в чём.

25
Я к состоянью этому привык,
Но ясно выразить его б не мог
Ни ангельский, ни демонский язык:
Они таких не ведают тревог,
В одном все чисто, а в другом все зло.
Лишь в человеке встретиться могло
Священное с порочным. Все его
Мученья происходят оттого.

26
Никто не получал, чего хотел
И что любил, и если даже тот,
Кому счастливый небом дан удел,
В уме своем минувшее пройдёт,
Увидит он, что мог счастливей быть,
Когда бы не умела отравить
Судьба его надежды. Но волна
Ко брегу возвратиться не сильна.

27
Когда гонима бурей роковой
Шипит и мчится с пеною своей,
Она все помнит тот залив родной,
Где пенилась в приютах камышей,
И, может быть, она опять придёт
В другой залив, но там уж не найдёт
Себе покоя: кто в морях блуждал,
Тот не заснет в тени прибрежных скал.

28
Я предузнал мой жребий, мой конец,
И грусти ранняя на мне печать;
И как я мучусь, знает лишь творец;
Но равнодушный мир не должен знать.
И не забыт умру я. Смерть моя
Ужасна будет; чуждые края
Ей удивятся, а в родной стране
Все проклянут и память обо мне.

29
Все. Нет, не все: созданье есть одно
Способное любить - хоть не меня;
До этих пор не верит мне оно,
Однако сердце полное огня
Не увлечется мненьем, и моё
Пророчество припомнит ум её,
И взор, теперь весёлый и живой,
Напрасной отуманится слезой.

30
Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста,
На диком берегу ревущих вод
И под туманным небом; пустота
Кругом. Лишь чужестранец молодой,
Невольным сожаленьем и молвой
И любопытством приведен сюда,
Сидеть на камне станет иногда.

31
И скажет: отчего не понял свет
Великого, и как он не нашёл
Себе друзей, и как любви привет
К нему надежду снова не привёл?
Он был её достоин. И печаль
Его встревожит, он посмотрит вдаль,
Увидит облака с лазурью волн,
И белый парус, и бегучий чёлн.

32
И мой курган! - любимые мечты
Мои подобны этим. Сладость есть
Во всём, что не сбылось, - есть красоты
В таких картинах; только перенесть
Их на бумагу трудно: мысль сильна,
Когда размером слов не стеснена,
Когда свободна, как игра детей,
Как арфы звук в молчании ночей!

1831