Пейо Яворов

превод: Гурген Баренц

ИЗГНАННИКИ

В горящей закатной зарнице
Алеют морские просторы;
Стихия устала беситься,
И волны рисуют узоры…
Белеет фрегат в отдаленье,
Качаясь при ветре попутном;
Во мгле исчезает, в томленье
Тоскует о береге чудном.

Когда приближается время
К родным берегам возвратиться,
Тоска уже вовсе не бремя, -
Он мчится, летит, словно птица.
И Вардар, Дунай и Марица,
Пирин и Балканские горы
Нам будут светить и искриться,
Нам вечною будут опорой.

Нас гнёт закалил безусловно,
Наш дух укреплялся веками;
Свой долг выполняя сыновний,
С заклятыми бились врагами.
К нам родина наша взывает;
Чтоб небо над ней голубело, -
Завидней судьбы не бывает -
Мы жизни своей не жалели.

Фрегату, увы, не вернуться;
Всё дальше и дальше он мчится;
Луна, как огромное блюдце,
И ночь, как крылатая птица.
Едва очертанья померкнут
На тёмном челе небосклона,
Возникнув, в смятенье повергнут
Высокие склоны Афона.

И мы, не скрывая печали,
К родным обращаем пределам
Свой взор и свой возглас прощальный,
К ним рвёмся душою и телом.
С мечтой о потерянном рае
Мы руки в цепях загрубелых
К отчизне своей простираем:
Прощайте, родные пределы!

——————————

АРМЯНЕ

Изгнанники жалкие, щепки, обломки
Народа, который прошёл через ад,
Их матери в рабстве, пусты их котомки,
Они - как сады, пережившие град.
Ютятся в чужбине, вдали от отчизны,
Худые и бледные, плачут и пьют;
Вином заливают страдания жизни
И песни сквозь горькие слёзы поют.

Они в опьянении ищут забвенья
Вчерашних мучений, сегодняшних бед,
Стремятся в вине утопить ощущенья,
И боль утопить, как навязчивый бред.
Когда голова от вина тяжелеет,
На миг забывается боль матерей.
И боль притупляется, словно жалеет
Раздавленных горем несчастных людей.

Как стадо, гонимое алчущим зверем,
Они разбежались по странам чужим.
Тиран бесновался, он был лицемерен,
Жесток был в расправе и неудержим.
Несчастная родина - в рубищах, ранах,
Сожжён и разрушен домашний очаг.
Чужие они в обживаемых странах,
Их рад приютить только этот кабак.

Всё пьют и поют. Их нескладная песня -
Бальзам для их ран и разбитых сердец;
Их праведный гнев никогда не исчезнет,
И слёзы их душат и жгут, как свинец.
Томятся сердца, преисполнены гнева,
От негодованья темнеет в глазах;
Невнятно выводят родные напевы,
И месть созревает в поющих сердцах.
Метель подпевает их песням печальным,
Ревёт, завывает, свистит за окном;
И вихри разносят потоком случайным
Мятежную песню во мраке ночном.
Всё больше зловещее небо чернеет,
Холодная ночь всё мрачней и мрачней;
А песня всё пламенней, громче, сильнее,
И буря во всём соглашается с ней.

Всё пьют и поют… Это щепки, обломки
Народа, который прошёл через ад,
Их матери в рабстве, пусты их котомки,
Они - как сады, пережившие град.
Ютятся в чужбине, вдали от отчизны,
Худые и бледные, плачут и пьют;
Вином заливают страдания жизни
И песни сквозь горькие слёзы поют.

ЗАТОЧЕНИЦИ

От заник-слънце озарени,
алеят морски ширини;
в игра стихийна уморени,
почиват яростни вълни…
И кораба се носи леко
с попътни тихи ветрове,
и чезнете в мъгли далеко
вий, родни брегове.

И някога за път обратен
едва ли ще удари час:
вода и суша - необятен,
света ще бъде сън за нас!
А Вардар, Дунав и Марица,
Балкана, Странджа и Пирин
ще греят нам - до гроб зарица
сред споменът един.

Рушители на гнет вековен,
продаде ни предател клет;
служители на дълг синовен,
осъди ни врага заклет…
А можехме, родино свидна,
ний можехме с докраен жар
да водим бой - съдба завидна! -
край твоя свят олтар.

Но корабът, уви, не спира;
все по-далеч и по далеч
лети, отнася ни… Простира
нощта крилото си - и веч
едва се мяркат очертани
на тъмномодър небосклон
замислените великани
на чутният Атон.

И ний през сълзи накипели
обръщаме за сетен път
назад, към скъпи нам предели,
угаснал взор - за сетен път
простираме ръце в окови
към нашият изгубен рай…

Горчива скръб сърца ни трови. -
Прощавай, роден край!

——————————

АРМЕНЦИ

Изгнаници клети, отломка нищожна
от винаги храбър народ мъченик,
дечица на майка робиня тревожна
и жертви на подвиг чутовно велик -
далеч от родина, в край чужди събрани,
изпити и бледни, в порутен бордей,
те пият, а тънат сърцата им в рани,
и пеят, тъй както през сълзи се пей.

Те пият… В пиянство щат лесно забрави
предишни неволи и днешни беди,
в кипящото вино щат спомен удави,
заспа ще дух болен в разбити гърди;
глава ще натегне, от нея тогава
изчезна ще майчин страдалчески лик
и няма да чуват, в пияна забрава,
за помощ синовна всегдашния клик.

Кат гонено стадо от някой звяр гладен,
разпръснати ей ги навсякъде веч -
тиранин беснеещ, кръвник безпощаден,
върху им издигна за всякога меч;
оставили в кърви нещастна родина,
оставили в пламък и бащин си кът,
немили-недраги в далека чужбина,
един - в механата! - открит им е път.

Те пеят… И дива е тяхната песен,
че рани разяждат ранени сърца,
че злоба ги дави в кипежа си бесен
и сълзи изстисква на бледни лица…
Че злъчка препълня сърца угнетени,
че огън в главите разсъдък суши,
че молния свети в очи накървени,
че мъст, мъст кръвнишка жадуват души.

А зимната буря им сякаш приглася,
бучи и завива страхотно в нощта
и вихром подема, издига, разнася
бунтовната песен широко в света.
И все по-зловещо небето тъмнее,
и все по се мръщи студената нощ,
и все по-горещо дружината пее,
и буря приглася с нечувана мощ…

Те пият и пеят… Отломка нищожна
от винаги храбър народ мъченик,
дечица на майка робиня тревожна
и жертви на подвиг чутовно велик -
далеч от родина, и боси, и голи,
в край чужди събрани, в порутен бордей,
те пият - пиянство забравя неволи,
и пеят, тъй както през сълзи се пей.