ДОН КИХОТ
превод: Петър Велчев
ДОН КИХОТ
Вместо шлем - леген напукан,
смачкан щит, доспехи жалки…
И се клатят в стремената
дълги, мършави пищялки.
Свойта куца кранта мигом
той на Росинант превръща,
всички мелници крилати
са гиганти с власт могъща.
Мръсната, бедняшка кръчма
кралски замък му се струва,
в свирката на свинепаса
звук от сребрен рог дочува.
А край него Санчо Панса
язди страшен, начумерен,
като горд копиеносец -
достолепен и наперен.
С рокля алена, в лекета,
посред тор пристъпва боса
царствената, знатна дама -
Дулсинея де Тобосо…
А пък той, с младежки пламък,
хора гладни, изнурени,
вместо с къшеи гощава
с мисли - бисери безценни:
„Радвайте се, хора мили,
иде утрина сияйна -
ще ни озари не слънце,
а една любов безкрайна…
Всички вече ще са равни,
няма да се ненавиждат;
ни алкалди, ни барони
няма пак да ви обиждат.
Пейте, хора, химн победен!
Аз за свобода се боря,
моят меч раздава правда
на поробените хора!”
От училището тичат
дечурлига - орляк шумен,
викат, смеят се и хвърлят
кал по рицаря безумен.
Тлъст бакалин, като зрител,
тази сцена аплодира;
а от своя праг кръчмарят
цял от кикот се раздира.
Пасторът почтен се чуди
и безумствата детински
на века той заклеймява
със цитати на латински.
Изтърчал за миг, бръснарят
от прозореца надниква
и с възторг бръснач размахал,
той на Дон Кихот извиква:
„Най-велик от всички смъртни,
аз ви пожелавам слава!…”
Но не може да довърши,
буен смях го задушава…
Ала рицарят не чувства
ни насмешка, ни презрение:
кротък е ликът му светъл,
а в очите - вдъхновение.
Смешен е, но колко детска
доброта, усмивка нежна,
и в лика му прост и бледен -
колко вяра безметежна!
Святи са любов и вяра.
Тази вечна вяра свети
у великите безумци,
у пророци и поети!
——————————
ДОН КИХОТ
Шлем - надтреснутое блюдо,
Щит - картонный, панцирь жалкий…
В стременах висят, качаясь,
Ноги тощие, как палки.
Но зато как много детской
Доброты в улыбке нежной,
И в лице худом и бледном -
Сколько веры безмятежной.
Для него хромая кляча -
Конь могучий Россинанта,
Эти мельничные крылья -
Руки мощного гиганта.
Видит он в таверне грязной
Роскошь царского чертога,
Слышит в дудке свинопаса
Звук серебряного рога.
Санхо Панца едет рядом;
Гордый вид его серьезен:
Как прилично копьеносцу,
Он величествен и грозен.
В красной юбке, в пятнах дегтя,
Там, над кучами навоза -
Эта царственная дама -
Дульцинея де Тобозо…
Страстно, с юношеским жаром
Он толпе крестьян голодных
Вместо хлеба рассыпает
Перлы мыслей благородных:
«Люди добрые, ликуйте, -
Наступает праздник вечный:
Мир не солнцем озарится,
А любовью бесконечной…
Будут все равны; друг друга
Перестанут ненавидеть;
Ни алькады, ни бароны
Не посмеют вас обидеть.
Пойте, братья, гимн победный!
Этот меч несет свободу,
Справедливость и возмездье
Угнетенному народу!»
Из приходской школы дети
Выбегают, бросив книжки,
И хохочут, и кидают
Грязью в рыцаря мальчишки.
Аплодируя, как зритель,
Жирный лавочник смеется;
На крыльце своем трактирщик
Весь от хохота трясется.
И почтенный патер смотрит,
Изумлением объятый,
И громит безумье века
Он латинскою цитатой.
Из окна глядит цирульник,
Он прервал свою работу,
И с восторгом машет бритвой,
И кричит он Дон Кихоту:
«Благороднейший из смертных,
Я желаю вам успеха!..»
И не в силах кончить фразы,
Задыхается от смеха.
Все довольны, все смеются
С гордым видом превосходства.
И никто в нем не заметит
Красоты и благородства.
Он не чувствует, не видит
Ни насмешек, ни презренья:
Кроткий лик его - так светел,
Очи - полны вдохновенья.
Смейтесь, люди, но быть может,
Вы когда-нибудь поймете,
Что возвышенно и свято
В этом жалком Дон Кихоте:
Святы в нем - любовь и вера,
Этой верою согреты
Все великие безумцы,
Все пророки и поэты!
1887
