ДОН КИХОТ
превод: Димитър Подвързачов
ДОН КИХОТ
Щит картонен, броня жалка,
шлем - от пукната съдина,
в стремената се люлеят
мършави крака - паржина.
Мощен Росинант за него
е дръгливата му кранта,
а крилете воденични
са ръцете на гиганта.
Във свирнята на свинаря
сребърна тръба той чува,
мръсната кръчма - разкошен
царски дворец му се струва.
Санчо Панса язди редом,
горд на вид и сериозен -
копьеносец както тряба:
и величествен, и грозен.
А оназ жена в червено,
със петна катран по нея -
тя е царствената дама
Де-Тобозо Дулцинея…
В жар младежки, пред тълпата
гладни селяни и диви,
вместо хляб той мисли пръска
благородни и красиви:
„Празник иде, добри хора,
ден за радост безкончена:
над света ще грейне ново
слънце на любов всевечна!
Всички равни; никой няма
другиго да ненавижда -
ни барон, ни благородник
вас не ще смей да обижда.
Пейте, братя, химн победен!
Този меч вести свобода,
справедливост и възмездье
на всегдашний роб, народа!”
От школото, без буквари,
дотърчава рой дечица
и се кискат, и замяргат
върху рицаря с пръстчица.
Тлъстият бакалин - зрител,
аплодира и се смее;
спрял на стълбите, кръчмарят
цял от кикот се люлее.
И почтений пастор гледа
чудото, що Бог му прати -
и безумний век жигосва
със латинските цитати.
От прозореца бръснарят
спрял да бръсне, сиромаха,
къмто Дон Кихота вика
и с възторг бръснача маха:
„Хиляди успехи славни,
благородний человече!”…
Но от смях задавен, спира,
недовършил свойте речи…
Той не чувствува, не вижда
ни насмешки, ни презренье.
Кроткий лик сияй; в очите
грее свято вдъхновенье.
Той е смешен, ала колко
вяра твърда и безгрижна
в бледния му лик светлее;
колко обич непостижна!
И от таз любов и вяра
са съгряни, са обзети
най-великите безумци
и пророци, и поети!…
——————————
в. „Българан”, г. 5, бр. 14, 24 януари 1909 г.
——————————
ДОН КИХОТ
Шлем - надтреснутое блюдо,
Щит - картонный, панцирь жалкий…
В стременах висят, качаясь,
Ноги тощие, как палки.
Но зато как много детской
Доброты в улыбке нежной,
И в лице худом и бледном -
Сколько веры безмятежной.
Для него хромая кляча -
Конь могучий Россинанта,
Эти мельничные крылья -
Руки мощного гиганта.
Видит он в таверне грязной
Роскошь царского чертога,
Слышит в дудке свинопаса
Звук серебряного рога.
Санхо Панца едет рядом;
Гордый вид его серьезен:
Как прилично копьеносцу,
Он величествен и грозен.
В красной юбке, в пятнах дегтя,
Там, над кучами навоза -
Эта царственная дама -
Дульцинея де Тобозо…
Страстно, с юношеским жаром
Он толпе крестьян голодных
Вместо хлеба рассыпает
Перлы мыслей благородных:
«Люди добрые, ликуйте, -
Наступает праздник вечный:
Мир не солнцем озарится,
А любовью бесконечной…
Будут все равны; друг друга
Перестанут ненавидеть;
Ни алькады, ни бароны
Не посмеют вас обидеть.
Пойте, братья, гимн победный!
Этот меч несет свободу,
Справедливость и возмездье
Угнетенному народу!»
Из приходской школы дети
Выбегают, бросив книжки,
И хохочут, и кидают
Грязью в рыцаря мальчишки.
Аплодируя, как зритель,
Жирный лавочник смеется;
На крыльце своем трактирщик
Весь от хохота трясется.
И почтенный патер смотрит,
Изумлением объятый,
И громит безумье века
Он латинскою цитатой.
Из окна глядит цирульник,
Он прервал свою работу,
И с восторгом машет бритвой,
И кричит он Дон Кихоту:
«Благороднейший из смертных,
Я желаю вам успеха!..»
И не в силах кончить фразы,
Задыхается от смеха.
Все довольны, все смеются
С гордым видом превосходства.
И никто в нем не заметит
Красоты и благородства.
Он не чувствует, не видит
Ни насмешек, ни презренья:
Кроткий лик его - так светел,
Очи - полны вдохновенья.
Смейтесь, люди, но быть может,
Вы когда-нибудь поймете,
Что возвышенно и свято
В этом жалком Дон Кихоте:
Святы в нем - любовь и вера,
Этой верою согреты
Все великие безумцы,
Все пророки и поэты!
1887
