О, ТУК ТАКА СЕ УМОРИХ…
превод: Първан Стефанов
***
О, тук така се уморих
от скръб по родната природа!
Напуснал къщичката, лих
ще тръгна по света да бродя.
През белокъдравия ден
ще търся дом по милост божа.
А пък приятелят за мен
в ботуша си ще точи ножа.
От слънцето и от дъжда
в полето пътят жълт ще бъде.
И тази, над която бдя,
от своя праг ще ме пропъди.
И пак към къщи. Радостта
на чужди ще ме прави весел
и на прозореца в нощта
с ръкава си ще се обеся.
Погребали ме неизмит
сред лай на куче безутешно -
върбите над плета сами
ще наведат глави по-нежно.
Весла в реката изтървал,
пак месецът ще плува горе.
Русь пак ще плаче с кротка жал
или ще пее край стобора.
1916
—————————–
***
Как мъчи твоя образ блед,
каква печал в очите неми!
Ах, само върбовата мед
за нас остана през септември.
Дъха на тялото ти цял
от чужди устни е разнесен.
Какво че дъжд е заръмял
от твоята душа невесел.
Но страх у мен не буди той.
Към друга радост се пресягам.
Не спастрих нищо, боже мой,
щом виждам само тлен и влага.
И себе си развях не в блян
за тих живот, за смях човешки.
тъй малко път е извървян,
тъй много - сторените грешки.
Живот и смешен, и проклет.
Тъй бе и тъй ще бъде после.
Виж парка - гробище наглед
с оглозгани брезови кости.
Градински гости сме и ний -
ще ни развеят ветровете…
Щом зиме цвете не кълни,
не бива да скърбим за цвете.
1923
—————————–
ПИСМО ДО МАМА
Още ли си жива, стара моя?
Поздрав, мамо! Аз съм също жив.
Нека у дома струи спокоен
оня залез, приказно красив.
Пишат ми - с преглъщана тревога
мълком бързо се топиш по мен
и те срещат вън с оная строга
старомодна дреха всеки ден.
И през синкавия здрач тогава
все ти се привижда как в среднощ
след кръчмарска някаква разправа
някой ме пробожда с фински нож.
Успокой се. Нищо лошо няма.
Туй е само твой кошмар нелеп.
Чак дотам не съм пропаднал, мамо,
че да свърша, непростен от теб.
И до днес съм си момчето нежно,
и мечтая само за това -
как по-скоро от скръбта метежна
у дома да подслоня глава.
Ще се върна, щом развие грани
пролетта и в цвят се пребради.
Само ти във часовете ранни
както някога - не ме буди.
Не буди туй, дето бе мечтано
и несбъднатото не буди -
горест и умора твърде рано
трудният живот ми отреди.
И не ме надумвай за молитва!
Няма, няма връщане назад.
Само ти си ми утеха свидна
и сияние на тоя свят.
Забрави за своята тревога,
не тъгувай толкова по мен.
И не чакай вън с оная строга,
старомодна дреха всеки ден.
1924
—————————–
РУС СЪВЕТСКА
На А. Сахаров
Премина ураганът, пощадил малцина.
На дружеските срещи липсва не един.
В теб, край осиротял, след толкова години
отново се завръща твоят син.
Кого да викна? И кому да дам частица
от тъжната си радост, че останах жив?
Тук даже мелницата - дървената птица
с крило единствено на слънцето мижи.
Не ме познава никой под това небе,
а който ме е помнил, той ме е забравил.
Там дето бащината къща бе -
се слага пепел и пътя прах навява.
А пак живот кипи.
Край мен сноват
младежи и лица от мое време.
Но няма шапка на кого да снема,
очи, които да ме подслонят.
Роят се в мене мисли безразсъдни:
нима родината е сън?
комай
за всички тук съм само тъжен пътник,
бог знае от какъв далечен край.
И туй съм аз!
Аз, жителят преди
на селото, което с туй и ще го помнят,
че нявга тук една жена роди
скандалния поет на Русь огромна.
Но чуй, сърце, съвета на ума:
„Сепни се! Кой обидно те пожали?
Та туй е новата зора, в дома
на друго поколение изгряла.
Ти малко прецъфтя, поотшумя,
днес други юноши подемат други песни.
И те навярно по са интересни -
на тях е майка цялата земя.”
Родино! Как е смешен моят стих.
По хлътналите скули руменец премина.
От родния език се отчуждих,
дома се чувствам като на чужбина.
И виждам:
селяните с вид неделен
в съвета като в църква се тълпят.
И с думи неумити, загрубели
обсъждат своя „жизнен път”.
А свечерява. Залезът с позлата
напръска сивото поле отвъд.
И боси пак, като телета пред вратата,
тополите в канавката стоят.
Накуцващ червеноармеец мръщи
чело и търси в паметта следи -
разказва важно за Будьони, също
как Перекоп превземали с гърди.
„Ний него… тъй, па инак… значи, оня -
такова… буржоата… дето в Крим…”
И махат кленовете дългоухи клони,
и тюхкат се жените в кръг незрим.
По склона слиза селски комсомол…
И със хармоника, сред възгласи победни,
реди агитки от Демяна Бедни
и викове огласят тоя дол.
Така, страна!
Защо с пресипнал глас
крещях в стиха си, че съм бил с народа дружен?
Тук мойте песни вече нямат власт,
а и самият аз тук вече съм ненужен.
Е, роден край, прости!
Аз служих с чест.
И от това, което свърших, съм доволен.
Какво от туй, че ме не пеят днес -
аз пях, когато моят край бе болен.
Приемам всичко.
Както е, преломно.
По нови пътища ще тръгна сам.
И цял ще се отдам на Май и на Октомври,
но само лирата си няма да отдам.
Не ще дам дори на тебе, мамо,
ни на жена си, ни на брат рожден.
Тя свойте звуци довери на мене само
и нежно пя единствено на мен.
Цъфтете, юноши, запели други песни,
поели друг живот! Калявайте тела!
А аз ще тръгна сам в посоки неизвестни,
прибрал на своя дух бунтовните крила.
Но и тогаз,
когато върху цялата планета
враждата усмири
последния си трус -
в мен с пълен глас
ще слави пак поетът
таз шеста от земята
с кратко име „Рус”.
1924
—————————–
***
С езика на брезите, в злато цели,
гората ни примамва, шумоли.
И жерави невесело поели,
летят, за никого не ги боли.
Кого да жалят? Всеки тук е пътник -
роди се, повърви и свърши пак.
Бълнува нивата за всички мъртви
и месецът - над езерото хвърля зрак.
Аз сам стоя сред голите пространства,
а вее вятър, жерави подбрал.
И мисля пак за младостта прекрасна,
но миналото в мен не буди жал.
Не ми е жал за празните години,
нито за моя люляков цъфтеж.
Край мен горят червените калини,
но как при тях за топлина да спреш.
Горят, горят, ала не се овъглят,
не ще погине цялата трева.
Тъй както шумата се рони мълком,
така аз роня тъжните слова.
И ако времето ги погне всички
като ненужни с ветрите си зли…
кажете просто… златната горичка
на своя мил език прошумоли.
1924
—————————–
ПИСМО ДО ЕДНА ЖЕНА
Вий помните,
разбира се, че помните,
как до стената
бях изправен аз:
вий крачехте, с черти от гняв изопнати,
и хвърляхте в лицето ми
със рязък глас -
че трябва да се разделим;
разбит е
живота ви
от моя нрав необуздан;
че трябва с нещо да се заловите,
а аз надолу да се свличам сам.
Любима!
Нелюбим за вас останах.
Не знаехте, че с хората поел,
се чувствах като кон, потънал в пяна,
пришпорен от ездач, безумно смел.
Не знаехте,
че в пъплещия дим,
в бита, от бурите раздиран,
ме мъчи тъкмо туй, че не разбирам
в събитията накъде вървим.
Лице в лице -
но близостта слепи.
Голямото личи
от разстояние.
Когато морският простор кипи
и корабът е жалко състояние.
Земята ни е кораб!
Изведнъж
към нов живот, към нова слава
през бурите дин незнаен мъж
възви посоката й величаво.
Но върху палубата кой от нас
не пада, не повръща и не плака?
Малцина, с опитна душа, тогаз
сред люшкането прави издържаха.
И аз
сред този странен шум,
но за нещата с усет точен,
се спуснах в корабния трюм,
за да не гледам повече бълвоча.
Бе руска кръчма
тоя трюм.
И сграбчих чашата дълбока,
за да изгубвам
своя ум,
за никого несетил болка.
Любима,
тъй ви мъчех аз!
И вий,
с очи от горест натежали,
ме гледахте как показно пред вас
погубвах себе си в скандали.
Но вий знаехте,
че в тоя дим,
в бита, от бурите раздиран,
ме мъчи тъкмо туй,
че не разбирам
в събитията накъде вървим.
………………………………
Сега съм в друга възраст.
Друг възторг
и други мисли думите ми крият.
И вдигам тостове в тържествен слог:
хвала на славния кормчия!
С вълнение
от нежно естество
си ви припомних, тъжно уморена.
И бързам да ви съобщя
какво
бях вчера
и какво се случи с мене!
Приятно ми е
да ви кажа аз, че
не се подхлъзнах в пропастта, любима!
Съветската страна в онуй момче
най-яростен сподвижник днеска има.
Каквото бях -
днес няма и следа.
Не бих ви мъчил
със оная ревност раншна.
За знамето на свободата
и труда
готов съм да вървя и до Ламанша.
Простете…
Друг е вашия живот -
днес умен,
сериозен мъж ви служи.
Не ви е нужен онзи наш хомот,
и аз
за нищичко не съм ви нужен.
Вървете подир своята
звезда,
под новия си покрив подслонени.
Със здраве,
помнещ ви всегда
и ваш познат
С е р г е й Е с е н и н.
1924
—————————–
***
Не криви усмивка, свила рамене,
аз обичам друга, само тебе не.
Ти сама разбираш, ти не си дете -
аз не тебе виждам, идвам не при теб.
Просто си минавах във случаен час -
и случайно някак съм се спрял пред вас.
1925
***
Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам.
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.
Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище.
Весной и солнцем на лугу
Обвита жёлтая дорога,
И та, чьё имя берегу,
Меня прогонит от порога.
И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зелёный вечер под окном
На рукаве своём повешусь.
Седые вербы у плетня
Нежнее головы наклонят.
И необмытого меня
Под лай собачий похоронят.
А месяц будет плыть и плыть,
Роняя вёсла по озёрам…
И Русь всё так же будет жить,
Плясать и плакать у забора.
<1916>
—————————–
***
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
1923
—————————–
ПИСЬМО МАТЕРИ
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.
Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось,-
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
<1924>
—————————–
РУСЬ СОВЕТСКАЯ
Тот ураган прошёл. Нас мало уцелело.
На перекличке дружбы многих нет.
Я вновь вернулся в край осиротелый,
В котором не был восемь лет.
Кого позвать мне? С кем мне поделиться
Той грустной радостью, что я остался жив?
Здесь даже мельница - бревенчатая птица
С крылом единственным - стоит, глаза смежив.
Я никому здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли.
И там, где был когда-то отчий дом,
Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.
А жизнь кипит.
Вокруг меня снуют
И старые и молодые лица.
Но некому мне шляпой поклониться,
Ни в чьих глазах не нахожу приют.
И в голове моей проходят роем думы:
Что родина?
Ужели это сны?
Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой далёкой стороны.
И это я!
Я, гражданин села,
Которое лишь тем и будет знаменито,
Что здесь когда-то баба родила
Российского скандального пиита.
Но голос мысли сердцу говорит:
«Опомнись! Чем же ты обижен?
Ведь это только новый свет горит
Другого поколения у хижин.
Уже ты стал немного отцветать,
Другие юноши поют другие песни.
Они, пожалуй, будут интересней -
Уж не село, а вся земля им мать».
Ах, родина! Какой я стал смешной.
На щёки впалые летит сухой румянец.
Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец.
Вот вижу я:
Воскресные сельчане
У волости, как в церковь, собрались.
Корявыми, немытыми речами
Они свою обсуживают «жись».
Уж вечер. Жидкой позолотой
Закат обрызгал серые поля.
И ноги босые, как тёлки под ворота,
Уткнули по канавам тополя.
Хромой красноармеец с ликом сонным,
В воспоминаниях морщиня лоб,
Рассказывает важно о Будённом,
О том, как красные отбили Перекоп.
«Уж мы его - и этак и раз-этак, -
Буржуя энтого… которого… в Крыму…»
И клёны морщатся ушами длинных веток,
И бабы охают в немую полутьму.
С горы идёт крестьянский комсомол,
И под гармонику, наяривая рьяно,
Поют агитки Бедного Демьяна,
Весёлым криком оглашая дол.
Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
Ну что ж!
Прости, родной приют.
Чем сослужил тебе - и тем уж я доволен.
Пускай меня сегодня не поют -
Я пел тогда, когда был край мой болен.
Приемлю всё.
Как есть всё принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.
Я не отдам её в чужие руки,
Ни матери, ни другу, ни жене.
Лишь только мне она свои вверяла звуки
И песни нежные лишь только пела мне.
Цветите, юные! И здоровейте телом!
У вас иная жизнь, у вас другой напев.
А я пойду один к неведомым пределам,
Душой бунтующей навеки присмирев.
Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдёт вражда племён,
Исчезнет ложь и грусть, -
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь».
1924
—————————–
***
Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.
Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник -
Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.
О всех ушедших грезит коноплянник
С широким месяцем над голубым прудом.
Стою один среди равнины голой,
А журавлей относит ветер в даль,
Я полон дум о юности веселой,
Но ничего в прошедшем мне не жаль.
Не жаль мне лет, растраченных напрасно,
Не жаль души сиреневую цветь.
В саду горит костер рябины красной,
Но никого не может он согреть.
Не обгорят рябиновые кисти,
От желтизны не пропадет трава.
Как дерево роняет тихо листья,
Так я роняю грустные слова.
И если время, ветром разметая,
Сгребет их все в один ненужный ком…
Скажите так… что роща золотая
Отговорила милым языком.
1924
—————————–
ПИСЬМО К ЖЕНЩИНЕ
Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволновано ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел -
Катиться дальше вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несёт нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстояньи.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состояньи.
Земля - корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был -
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб не страдая ни о ком,
Себя сгубить,
В угаре пьяном.
Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несёт нас рок событий…
……………
Теперь года прошли,
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был
И что со мною сталось!
Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.
Простите мне…
Я знаю: вы не та -
Живёте вы
С серьёзным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Живите так,
Как вас ведёт звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.
<1924>
—————————–
***
Не криви улыбку, руки теребя,-
Я люблю другую, только не тебя.
Ты сама ведь знаешь, знаешь хорошо -
Не тебя я вижу, не к тебе пришел.
Проходил я мимо, сердцу все равно -
Просто захотелось заглянуть в окно.
4/5 октября 1925
