Сергей Есенин

превод: Йордан Милев

Из „Персийски мотиви”(1924-1925)

***
Днес попитах аз един сарафин,
рубла с половин туман сменил:
как на Лала, че я любя, с радост
по персийски бих й обяснил?

Днес попитах още без преструвка
в този лъх на трепетни слова,
как на Лала думата целувка
с нежен шепот да й назова?

И с душа от чувства отмаляла
го попитах с плахост във гръдта,
как да кажа ласкаво на Лала,
да й кажа, че е моя тя?

И сарафинът отвърна кратко:
любовта е свят необясним,
в любовта въздишат само сладко
с поглед, заблестял като рубин.

Просто за целувка дума няма
не е надпис тя върху ковчег.
Розите с червени устни мамят,
трепнали под аромата лек.

В любовта защита не търсете,
скръб и радост знаят с нея пак.
„Ти си моя” - казват го ръцете,
приоткрили черния яшмак.

1924

—————————–

***
Час вечерен, жълтее покоя,
тихо розите шепнат насън.
Пей ми песен, единствена моя,
тази, дето е пял и Хайям.
Тихо розите шепнат насън.

Лунно свети Шираз от звездите -
сред нощта в пеперуден рояк.
Не харесвам това, че жените
тук закриват ги с черен яшмак.
Лунно свети Шираз от звездите.

Мигар те топлината си губят,
скрили плътно телесната мед?
Или повече да ги не любят,
не желаят тъй нищо навред,
скрили плътно телесната мед?

Не дружи, скъпа, с този яшмак,
запомни тази заповед кратка,
тъй е кратък живота и пак
малко нашата радост е сладка,
запомни тази заповед кратка.

Даже всички в съдбата нещастни
имат нещо красиво в гръдта.
Затова и страните прекрасни
да закриваш, е грешно в света,
щом са дадени те на плътта.

Тихо розите шепнат насам.
Но друг край ме смущава в покоя.
Аз ще пея за теб, скъпа моя,
туй, що не е изпял Хайям…
Тихо розите шепнат насам.

1925

—————————–

***
Въздухът чист е и син е,
тръгвам в света на гората.
Пътнико, към синевата
няма да срещнеш пустини.
Въздухът чист е и син е.

Всичко е цветна ливада,
в нея цветята са диви.
Твоят взор с трепет ще пада
в тези места красиви.
Всичко е цветна ливада.

Шепот и шум в тишината -
нежност от източна песен.
В миг ще усетиш чудесен
жълтия цвят на луната,
нежност от източна песен.

Глас се въздига до бога,
тих като флейта среднощна.
Само в прегръдка разкошна
няма ни скръб, ни тревога,
само със флейта среднощна.

Ето това дял желан е -
дял за сърца уморени.
Вятъра благоуханен
пия със устни солени,
вятъра благоуханен.

1925

—————————–

***
На поета участта е тежка,
щом на дните истината знае,
сам ще реже кожата си нежна,
с кръв душите чужди ще ласкае.

За да си поет - е нужна воля,
твоят път от туй ще бъде лесен.
Пее славеят - и не усеща болка,
има той една и съща песен.

Жалкото канарче е готово
с чужд гласец да пее песен слаба.
На света е нужно друго слово,
собствено, макар като на жаба.

Мохамед е прекалил в корана:
силните напитки забранява,
но поетът няма да престане
с вино мъката да утешава.

И когато види свойта мила,
легнала със друг в щастливо ложе,
пазен от живителната сила,
няма той да й забие ножа.

Но като подлец не ще избяга,
а ще си свирука сам до вкъщи:
„Що, че ще умра като бродяга,
на света и туй ний знаем също.”

1925

—————————–

***
Бедно сърце, не тъгувай.
Няма в нас щастие, няма,
нищият търси измама…
Бедно сърце, не тъгувай.

С жълтия чар на луната
кестени светят сред мрака.
Седнал до Лала в тъмата,
как бих се скрил под яшмака.
Бедно сърце, не тъгувай.

Всички във бързото време
често се смеем и плачем:
носиме ний като бреме
радости и неудачи.
Бедно сърце, не тъгувай.

Пътища много изминах,
щастие дирех в час късен,
своя ден още нестигнат
повече няма да търся.
Бедно сърце, не тъгувай.

Всичко не ни измами.
Ще ни опие пак сила.
Само, сърце, ти за малко
спри тук край моята мила.
Всичко не ни измами.

Може и нас съдбата
да ни насочи в път лесен
и да отвърне в душата
пак със славеева песен.
Бедно сърце, не тъгувай.

1925

***
Я спросил сегодня у менялы,
Что дает за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?

Я спросил сегодня у менялы
Легче ветра, тише Ванских струй,
Как назвать мне для прекрасной Лалы
Слово ласковое «поцелуй»?

И еще спросил я у менялы,
В сердце робость глубже притая,
Как сказать мне для прекрасной Лалы,
Как сказать ей, что она «моя»?

И ответил мне меняла кратко:
О любви в словах не говорят,
О любви вздыхают лишь украдкой,
Да глаза, как яхонты, горят.

Поцелуй названья не имеет.
Поцелуй не надпись на гробах.
Красной розой поцелуи веют,
Лепестками тая на губах.

От любви не требуют поруки,
С нею знают радость и беду.
«Ты моя» сказать лишь могут руки,
Что срывали черную чадру.

1924

—————————–

***
Свет вечерний шафранного края,
Тихо розы бегут по полям.
Спой мне песню, моя дорогая,
Ту, которую пел Хаям.
Тихо розы бегут по полям.

Лунным светом Шираз осиянен,
Кружит звезд мотыльковый рой.
Мне не нравится, что персияне
Держат женщин и дев под чадрой.
Лунным светом Шираз осиянен.

Иль они от тепла застыли,
Закрывая телесную медь?
Или, чтобы их больше любили,
Не желают лицом загореть,
Закрывая телесную медь?

Дорогая, с чадрой не дружись,
Заучи эту заповедь вкратце,
Ведь и так коротка наша жизнь,
Мало счастьем дано любоваться.
Заучи эту заповедь вкратце.

Даже все некрасивое в роке
Осеняет своя благодать.
Потому и прекрасные щеки
Перед миром грешно закрывать,
Коль дала их природа-мать.

Тихо розы бегут по полям.
Сердцу снится страна другая.
Я спою тебе сам, дорогая,
То, что сроду не пел Хаям…
Тихо розы бегут по полям.

1924

—————————–

***
Воздух прозрачный и синий,
Выйду в цветочные чащи.
Путник, в лазурь уходящий,
Ты не дойдешь до пустыни.
Воздух прозрачный и синий.

Лугом пройдешь, как садом,
Садом в цветенье диком,
Ты не удержишься взглядом,
Чтоб не припасть к гвоздикам.
Лугом пройдешь, как садом.

Шепот ли, шорох иль шелесть -
Нежность, как песни Саади.
Вмиг отразится во взгляде
Месяца желтая прелесть,
Нежность, как песни Саади.

Голос раздастся пери,
Тихий, как флейта Гассана.
В крепких объятиях стана
Нет ни тревог, ни потери,
Только лишь флейта Гассана.

Вот он, удел желанный
Всех, кто в пути устали.
Ветер благоуханный
Пью я сухими устами,
Ветер благоуханный.

<1925>

—————————–

***
Быть поэтом - это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.

Быть поэтом - значит петь раздольно,
Чтобы было для тебя известней.
Соловей поет - ему не больно,
У него одна и та же песня.

Канарейка с голоса чужого -
Жалкая, смешная побрякушка.
Миру нужно песенное слово
Петь по-свойски, даже как лягушка.

Магомет перехитрил в Коране,
Запрещая крепкие напитки.
Потому поэт не перестанет
Пить вино, когда идет на пытки.

И когда поэт идет к любимой,
А любимая с другим лежит на ложе,
Влагою живительной хранимый,
Он ей в сердце не запустит ножик.

Но, горя ревнивою отвагой,
Будет вслух насвистывать до дома:
«Ну и что ж! помру себе бродягой.
На земле и это нам знакомо».

Август 1925

—————————–

***
Глупое сердце, не бейся.
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья…
Глупое сердце, не бейся.

Месяца желтые чары
Льют по каштанам в пролесь.
Лале склонясь на шальвары,
Я под чадрою укроюсь.
Глупое сердце, не бейся.

Все мы порою, как дети,
Часто смеемся и плачем.
Выпали нам на свете
Радости и неудачи.
Глупое сердце, не бейся.

Многие видел я страны,
Счастья искал повсюду.
Только удел желанный
Больше искать не буду.
Глупое сердце, не бейся.

Жизнь не совсем обманула.
Новой нальемся силой.
Сердце, ты хоть бы заснуло
Здесь, на коленях у милой.
Жизнь не совсем обманула.

Может, и нас отметит
Рок, что течет лавиной,
И на любовь ответит
Песнею соловьиной.
Глупое сердце, не бейся.

Август 1925