Станислав Куняев

превод: Борис Борисов

С ЮМРУЦИ НЕКА Е ДОБРОТО

С юмруци нека е доброто,
та перушина да хвърчи
от всекиго, решил живота ни
да заличи и да вгорчи.
Доброто не познава слабост -
вериги то ще разкове.
Не ще доброто и не трябва
да опрощава грехове.
Да си добър, не е удобно -
то значи да вървиш отпред,
да стискаш с обич или злоба
в ръката хладен пистолет.
Че има смисъл строг животът -
бий урода без срам и род,
когато лошо на доброто
не се предава със добро.

1959

—————————–

***

Швеция. В Стокхолм съм.
Май напира.
Ден девети - наше тържество.
Бродя сам и още не разбирам
нищо от чужбинския живот.
Спомням си Толстой и Блок отново,
пътища, война и студ, парад…
Скандинавска ситост, безусловно -
Труд и Доход.
Ами Дух и Слово?
Мигар са се върнали назад?
Евтиния. Скука. Мракът слиза.
Къщите се скупчват през глава.
Като призрака на комунизма
бродя из заспалия квартал.

1966

—————————–

***
                  На Владимир Соколов

В очите сълзи, а в душата ми мъгла -
през тях светът е друг - неземен ми изглежда:
над мен прелитат птици с пеещи крила
и сенки върху пясъка заплитат прежда.

През сълзи друга става нашата съдба,
че не от теб, от друга бил съм омагьосан
и тази друга съм обичал - сляп ли бях!
Не е ли по-добре с ръка да те докосна?

За моята душа, за нашата земя
мечтаех да разкажа с длани до сърцето,
но толкова обичах, страдах и се смях,
та сам разбирам, че не ставам за свидетел.

А времето върви. Лицето загрубя
от разчертани напосоки криви бръчки.
И може да е смешно: тъй и не разбрах
ни птичето бърборене, ни женски глъчки.

Но щом разбирах някой замисъл чудат,
но щом едва прозирах тайни съкровени,
то пожелавах много - този шумен свят
да ми плати докрай за краткото прозрение.

За всичкото това си мислех, оглушал
от плач и самота на шумове среднощни.
В очите сълзи, а в душата ми мъгла -
единствено е ясно звездното разкошество.

Където Млечен път и сянка на луна,
мъглявини и взривове парадоксални
ще озарят внезапно с мека светлина
душата ми и моята сантименталност.

1967

—————————–

***

Горчи от вести зли
и хитри речи,
от клюки грозни -
зад гърба -
горчи:
за всички
и за внуците най-вече,
онези с беззащитните очи.
Защо така наивно вярват
на този наш,
а пък разнебитен свят -
душите си момчешки те отварят
като слепци
за повик непознат?
От дядо си
научили се би -
през дни военни и подирвоенни
очите ми добиха
сив оттенък,
сълза от сол
не може ги проби.
Човечета чудесни и безгрижни,
какво ли значат
думи и въздишки
и думите ми,
чужди на лъжи,
пред силата -
без образ и без име,
която в ден и нощ неизбродима,
дорде си жив,
гърдите ти души.
Под погледа момчешки
изнемогвам,
виж малкия -
глухарче по роса.
Повярвай ми, момченце светлооко,
ще оживеем -
стават чудеса…
Ще победи ли тази светлина
в очите ви небесно сини,
че може би
по-силни сте от нас,
защото сте
блажени и невинни…

ДОБРО ДОЛЖНО БЫТЬ С КУЛАКАМИ

Добро должно быть с кулаками.
Добро суровым быть должно,
чтобы летела шерсть клоками
со всех, кто лезет на добро.
Добро не жалость и не слабость.
Добром дробят замки оков.
Добро не слякоть и не святость,
не отпущение грехов.
Быть добрым не всегда удобно,
принять не просто вывод тот,
что дробно-дробно, добро-добро
умел работать пулемёт,
что смысл истории в конечном
в добротном действии одном -
спокойно вышибать коленом
добру не сдавшихся добром!

1959

—————————–

***
Швеция. Стокгольм. Начало мая.
День Победы. Наше торжество.
Я брожу, ещё не понимая
в иностранной жизни ничего.
Вспоминаю Блока и Толстого,
дым войны, дорогу, поезда…
Скандинавской сытости основа -
всюду Дело. Ну, а где же Слово?
Может быть, исчезло навсегда?
Ночь. Безлюдье. Скука. Дешевизна.
Этажи прижаты к этажу.
Я один, как призрак коммунизма,
по пустынной площади брожу.

1966

—————————–

***
                   Владимиру Соколову

Сквозь слёзы на глазах и сквозь туман души
весь мир совсем не тот, каков он есть на деле.
Свистят над головой бесшумные стрижи,
несутся по песку стремительные тени.

Сквозь слёзы на глазах вся жизнь совсем не та,
и ты совсем не та, и я совсем другою
тебя люблю всю жизнь - какая слепота! -
уж лучше осязать твоё лицо рукою.

Была одна мечта - подробно рассказать
о том, что на земле и на душе творится,
но слишком полюбил смеяться и страдать,
а значит, из меня не вышло очевидца.

А время шло. Черты подвижного лица
сложились навсегда, навеки огрубели.
Смешно, но это так: не понял до конца
ни женских голосов, ни ласточкиной трели.

А если понимал хоть на единый миг,
а если прозревал хотя бы на мгновенье,
то многого хотел - чтоб этот шумный мир
мне заплатил сполна за каждое прозренье.

Об этом обо всём я размышлял в глуши
под сиротливый звук полночного напева…
Сквозь слёзы на глазах и сквозь туман души
надёжнее всего глядеть в ночное небо.

Где вечный свет луны и Млечного огня,
и бесконечность мглы, и вспышек моментальность
оправдывает всё, что в сердце у меня, -
мой невеликий мир, мою сентиментальность.

1967

—————————–

***
Средь злых вестей
и невесёлых слухов,
столь частых в мире,
думаю подчас:
детей почти не жалко,
жалко внуков,
жаль синевы их беззащитных глаз.
Зачем они бесстрашно доверяют
свои сердечки миру моему,
младенческие души отворяют
и, как слепые,
тянутся к нему?
Учились бы у деда,
чьи глаза
давно приобрели стальной оттенок
от дней войны,
от бед послевоенных,
так очерствел,
что не проймёт слеза.
Беспечные чудные человечки!
Что значат ваши нежные словечки
и все мои суровые слова
пред безымянной и безликой мощью,
что белым днём и непроглядной ночью
калечит жизнь, покуда та жива.
Но им-то что!
Глядят во все глаза,
особо младший -
чистый одуванчик!
Гляди, гляди,
мой белокурый мальчик,
вдруг выживем - бывают чудеса…
Быть может, свет
твоих небесных глаз
пронижет тьму до самой сердцевины…
Быть может,
потому сильнее нас
те, кто чисты,
блаженны и невинны…