ВЪЗРАЖДАНЕ
превод: Людмил Стоянов
ВЪЗРАЖДАНЕ
Художник-варварин със четка груба,
с картина гениална си играй,
над нея, в своето изкуство влюбен,
рисунка беззаконна той чертай.
Но след години тия чужди краски
като мазилка стара падат там
и гениалната картина е без маска -
в предишната си хубост бляска там.
Тъй също заблужденията чезнат
от моята душа във съсипни -
във нея образи за миг възлезнат
от чистите първоначални дни.
1819
—————————–
***
Редица облаци отлитат без следа.
Звезда тъжовна, вечерна звезда!
Лъчът ти посребри увехнали долини
и залива заспал, и върховете сини.
Обичам в небесата слабата ви светлина,
навява мисли тя, пробудени в съня;
запомних твоя изгрев, хубаво светило,
над мирната страна, де всичко ми е мило,
тополи стройни дето стигат свода чист,
де дремят нежен мирт и тъжен кипарис
и сладостно шумят на южен край вълните.
Там някога, самси, в сърдечна мисъл скитах,
замислен край морето, влачех свойта самота,
кога над хижата припадаше нощта
и млада дева търсеше те във мъглата
и шепнеше ти името си в тишината.
1820
—————————–
ПЕСЕН ЗА ВЕЩИ ОЛЕГ
Как днеска се готви сам вещи Олег
за бой с неразумни хазари:
селата им, нивите в буен набег
обрече на меч и пожари.
В доспех цариградски, на верния кон,
с дружина се князът яви напокон.
Из тъмна гора срещу него за миг
излиза изкусен магесник,
едничък Перуну покорен старик,
на бъдни завети предвестник,
в гадания минал, в молби своя век.
Към мъдрия старец пристъпи Олег
„Открий ми, магеснико, своя завет -
какво ли в живота ме чака?
И скоро ли - радост за враг и съсед -
над гроба ми пръст ще затрака?
Открий ми ти всичко, от мен се не бой:
в награда - ей конят най-хубав е твой”.
„Не плашат се влъхви от грозни беди,
дар княжески - тям е ненужен:
езикът им вещ е свободен, правдив
и с волята божия дружен.
В мъглата се бъдни години таят,
но твойте съдби - на чело ти блестят.
Ти моите думи сега запомни:
за воин утеха е - слава;
с победи прославен си в чужди страни,
твой в Цариград стяг се развява.
Покорни са теб и моря и земи -
и в завист горят враговете сами.
И в сини морета коварна мъгла,
сред бури и вой страховити,
и прашка, стрела и ханжар на война
щадят горделив победител…
Под грозната броня укриваш гърди.
Невидим пазител над силния бди.
В опасности коня си ти си калил
гневът господарски досетил,
ту мирен стои той под вражи стрели
ту втурва се в бойни полета.
И в студ, и във сеч той безумен лети,
но смърт ще намериш от коня си ти”.
Олег се усмихна; но гордо чело
и поглед за миг се смрачават.
И мълком, облегнат на златно седло,
той слиза от коня тогава.
С прощална ръка своя верен другар
по гривата гали и тупа с ръка.
„Прощавай, другарю мой, верен слуга,
от днеска сме ний разделени.
Почивай си; крак аз не бих от сега
проврял в стремена позлатени.
Прости, утеши се - и аз съм сломен.
Водете го момци далече от мен.
С попона покрийте го, в светъл навес,
в ливади водете го, в мойте,
къпете, хранете го само с овес,
с вода го от извора пойте!”
И момци отведоха коня тогаз.
И друг кон възседна юначният княз.
Пирува Олег със дружината пак,
и чашите дрънкат със сила,
косите блестят, като утринен сняг
над славна висока могила.
Пируват и спомнят преминали дни
и походи тежки, и славни войни.
„А де е другарят ми, - рече Олег, -
къде ли е конят ми ален?
Все тъй ли е здрав? Все тъй пъргав и лек?
Все тъй ли е буен, разпален?”
И отговор чува: над стръмния хълм
отдавна почива в покой и във сън.
Олег-победител наведе глава.
И мисли: „Гадания празни!
Магесник лъжлив със безумни слова!
Защо те послушах напразно?
До днес би ме конят ми носил комай.”
И конските кости да види желай.
Излиза Олег от висока врата
със Игор и старите гости.
И вижда на хълма, край Днепър, в пръстта
лежат благородните кости.
Дъждът ги измива, засипва ги прах
и вятър вълнува тревата над тях.
И князът на черепа стъпи едва
и каза: „Спи, друже самотен!
Ей твоя стопанин - той теб преживя.
Когато напусна живота,
под ножа не ти би обагрил пръстта,
праха ми не ти напоил би с кръвта.”
„Та ето, пред своята гибел стоя -
смъртта ми в костта се е крила!”
Из мъртвия череп гробовна змия
изсъска, стан гъвкав извила;
нозете обви - черна лента - завчас,
и викна ухапан в миг стария княз.
Олег е погребан и с вино кипят
на помена пълните стомни:
княз Игор и Олга на хълма стоят,
Олега дружината спомня:
пируват и спомнят преминали дни
и походи тежки, и славни войни.
1822
—————————–
ЗАТВОРНИК
Глава на тъмнична решетка съм свел.
Отраснал в неволя, млад, силен орел,
другар мой тъжовен, тревожен снове
и кървава плячка на двора кълве.
Кълве и разхвърля, и гледа към мен,
самичък на нещо с мен сякаш решен,
зове ме със поглед, със вик и крила
и иска да каже: „Да литнем, ела!
Ний птици сме волни; о, време е, брат!
Там нейде, зад облак, над росна гора,
там, гдето синее морето в захлас,
там, гдето летим само вятър… и аз!…”
1822
—————————–
ПОЕТ
Догде не иска от поета
свещена жертва Аполон,
сред грижи той, в света суетен,
е малодушно свел чело;
мълчи му лирата самотна;
душа той в хладен сън хаби
и сред нищожните в живота
е най-нищожен може би.
Но щом божествената реч
в слуха му трепетен просветне,
душата на поета трепва
като пробуден млад орел.
Тъжи в световните забави,
страни от хорската мълва,
пред общия кумир прославен
той не привежда горд глава.
Той бърза мрачен, безпокоен,
изпълнен с трепет, звукове,
покрай пустинни брегове,
в дълбоки сенчести усои.
1827
—————————–
***
Не пей, красавице, пред мен
грузински песни в тъжна вечер:
че те за друг ми спомнят ден,
за друг живот и бряг далечен.
Уви, навяват ми тъга
жестока твоите напеви:
и спомням лунна степ сега,
и образ на далечна дева.
Кога те видя, образ мил,
съдбовен призрак аз забравям,
но щом запееш, той за миг
пред мен отново оживява.
Не пей, красавице, пред мен
грузински песни в късна вечер:
че те за друг ми спомнят ден,
за друг живот и бряг далечен.
1828
—————————–
***
За родния си край далечен
напущаш чуждата страна..
В часа прощален, бързотечен
сълза пророних не една.
С ръце студени се помъчих
дано те още задържа;
и болката си, що ти връчих,
дано безкрайно продължа.
Но от целувката желана
отвърна с горест ти глава;
от края мрачен на изгнание
във други край ме призова.
Ти казваше: кога се срещнем
под вечно синьото небе,
мой мили, в ласките безгрешни
ний ще заключим скъп обет.
Но там, уви, в простори сини,
де слънце грей и чуй се звън,
де тръпнат над води маслини,
там ти заспа последен сън.
И твойта хубост, участ клета -
изтляха в гробния покой;
но сладкия любовен трепет
очаквам го; след теб е той.
1830
ВОЗРОЖДЕНИЕ
Художник-варвар кистью сонной
Картину гения чернит
И свой рисунок беззаконный
Над ней бессмысленно чертит.
Но краски чуждые, с летами,
Спадают ветхой чешуёй;
Созданье гения пред нами
Выходит с прежней красотой.
Так исчезают заблужденья
С измученной души моей,
И возникают в ней виденья
Первоначальных, чистых дней.
<1819?>
—————————–
***
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и чёрных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине;
Он думы разбудил, уснувшие во мне:
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где всё для сердца мило,
Где стройны тополы в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и тёмный кипарис,
И сладостно шумят полуденные волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень -
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
1820
—————————–
ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам,
Их селы и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.
Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.
«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмешь ты коня».
«Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе.
Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава - отрада;
Победой прославлено имя твое;
Твой щит на вратах Цареграда;
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.
И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы…
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.
Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего…
Но примешь ты смерть от коня своего».
Олег усмехнулся - однако чело
И взор омрачилися думой.
В молчаньи, рукой опершись на седло,
С коня он слезает, угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.
«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время;
Теперь отдыхай! уж не ступит нога
В твое позлащенное стремя.
Прощай, утешайся - да помни меня.
Вы, отроки-други, возьмите коня,
Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под уздцы отведите;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конем отошли,
А князю другого коня подвели.
Пирует с дружиною вещий Олег
При звоне веселом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана…
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они…
«А где мой товарищ? - промолвил Олег, -
Скажите, где конь мой ретивый?
Здоров ли? все так же ль легок его бег?
Все тот же ль он бурный, игривый?»
И внемлет ответу: на холме крутом
Давно уж почил непробудным он сном.
Могучий Олег головою поник
И думает: «Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
Презреть бы твое предсказанье!
Мой конь и доныне носил бы меня».
И хочет увидеть он кости коня.
Вот едет могучий Олег со двора,
С ним Игорь и старые гости,
И видят - на холме, у брега Днепра,
Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И ветер волнует над ними ковыль.
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокой!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!»
Из мертвой главы гробовая змия,
Шипя, между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые, запенясь, шипят
На тризне плачевной Олега;
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
1822
—————————–
УЗНИК
Сижу за решёткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орёл молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюёт под окном,
Клюёт, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовёт меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай, улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!…»
1822
—————————–
ПОЭТ
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах су?етного света
Он малодушно погружён;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь Божественный глагол
До слуха чуткого коснётся,
Душа поэта встрепенётся,
Как пробудившийся орёл.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы…
<1827>
—————————–
***
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный.
Увы! напоминают мне
Твои жестокие напевы
И степь, и ночь - и при луне
Черты далёкой, бедной девы.
Я призрак милый, роковой,
Тебя увидев, забываю;
Но ты поёшь - и предо мной
Его я вновь воображаю.
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный.
12 июня 1828 г.
—————————–
***
Для берегов отчизны дальной
Ты покидала край чужой;
В час незабвенный, в час печальный
Я долго плакал пред тобой.
Мои хладеющие руки
Тебя старались удержать;
Томленье страшное разлуки
Мой стон молил не прерывать.
Но ты от горького лобзанья
Свои уста оторвала;
Из края мрачного изгнанья
Ты в край иной меня звала.
Ты говорила: «В день свиданья
Под небом вечно голубым,
В тени олив, любви лобзанья
Мы вновь, мой друг, соединим».
Но там, увы, где неба своды
Сияют в блеске голубом,
Где [тень олив легла] на воды,
Заснула ты последним сном.
Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой -
А с <ними> поцалуй свиданья…
Но жду его; он за тобой…
<1830>
