ПЕВЕЦ
превод: Димитър Горсов
ПЕВЕЦ
Не сте ли чували в среднощен час
певеца мил на скръб и обич свята?
В зори, когато спят в покой полята,
звука на свирката му, тъжния му глас,
не сте ли чували?
Не сте ли виждали в свеж горски хлад
певеца мил на скръб и обич свята?
Следи от сълзи, смях, едва загатнат,
и смут печален в погледа му млад,
не сте ли виждали?
Не сте ли плакали, щом приближи
певецът мил на скръб и обич свята?
Когато в кратка среща сред гората
ликът му просълзен ви натъжи,
не сте ли плакали?
1816
—————————–
КЪМ ЧАДАЕВ
Защо са странните съмнения?
Знам: бил тук онзи страшен храм
и тук за богове без срам
димели жертвоприношения;
тук бил успокоен гневът
на яростната Евменида:
на брата си ръка в Таврида
подала жрицата; друг път
видели тъжните руини
на светла дружба тържеството
и вляло сила божеството
в душите жадни и наивни…….
………………………………………..
Чадаев, ти нали си спомняш,
че исках сред ония дни
да видя име вероломно
как рухва в развалини?
Но днес сърцето е смирено
и в сладка леност, в тишина
аз с вдъхновено умиление,
на камък, в дружба съкровена,
записвам наште имена.
1824
—————————–
ПРОРОК
От глад духовен угнетен
се влачех сам в пустиня знойна,
и ангел шестокрил пред мен
застана властно и спокойно.
Той лека длан като в игра
до моите очи допря
и мигом блеснаха зениците
като на сепната орлица.
Погали моите уши
и звън, и гръм ги проглуши,
и се разкриха небесата,
и ангели летяха в тях;
и риби в бездните съзрях;
и чух как диша в мир лозата…
И от устата след това,
с езика грешните слова
изтръгна от речта лукава,
и с длан кървяща мъдростта
дълбоко в моята уста
той с жило на змия постави.
Меч вдигна с ангелски ръце,
разполови гръдта корава,
взе още живото сърце
и парещ въглен там постави.
Бях труп. И тънех в сън дълбок.
И чух как ме повика Бог:
„Стани, пророк, и виж, и слушай,
пред волята ми се смири,
и дръзко по море и суша
с реч хорските сърца гори!”
1826
—————————–
ОЧИТЕ Й
Да, тя е мила, но вселява
смут сред придворния ни свят.
Аз с южните звезди сравнявам
очите й и в стих прославям
черкезкия им блясък млад.
О, как са чисти те, игриви,
как призрачно искрят, и ти
признал би, че в света с такива
очи Оленина блести!
В тях диша свят и светъл гений,
в тях блика детска простота.
И с колко жар са озарени,
и с топла нега и мечта!…
Пронижат те, и в теб повее
покой и странно тържество,
и мислиш: ангел Рафаелов
тъй съзерцава божество.
1828
—————————–
МАНАСТИР В КАЗБЕК
В лазура леден и висок,
Казбек мой, шатърът ти строг
сред вечните лъчи светлее.
Там манастир, под теб зареян -
ковчег сред облаци безброй -
в бездънни пустоши белее…
Далечен, но желан е той!
Простил се със ждрелото тъмно,
бих стигнал там, и дъх стаил,
в килия над скалите стръмни,
до Бога бих се приютил!
1829
—————————–
СОНЕТЪТ
Дори и Данте не презрял сонета.
Петрарка в любовта си го втъкал.
Омаян, Шекспир го приел; в несрета
и Камоенс чрез него оцелял…
Пленява той и в наши дни поета.
Да пее с него Уърдсуърт избрал,
когато в бягство от света суетен,
в природата съзря свой идеал.
Под сенките щастливи на Таврида,
на Литва бардът, с римите му свидни,
за дивните си блянове разказа…
У нас не го познаваха жените,
когато хекзаметъра изпитан
заради него Делвиг сам заряза.
1830
—————————–
***
Тук, в гробницата с дъх на тлен,
привел глава, стоя смирен…
Под свода й безчет лампади,
в неумолима тишина,
блестят край стълбове-грамади
и виснат тежки знамена.
Сред тях спи онзи славен син
на Севера - горд властелин! -
страж на покоя ни държавен,
що над врага не се смили -
най-дръзкият от рой прославени
Екатеринински орли.
Тук в мир възторгът ни расте!
На руски той шепти за теб,
как в дни, когато пред величието
на старческите ти коси,
с молба народът коленичи:
„Спаси ни!…” Тръгна… И спаси…
Чуй днес синовният ни глас:
спаси и царя ни, и нас,
о, страшен старец!.. С образ леден
пред гробницата застани
и дух за битки и победи
на полковете ни вдъхни!
Яви се и с могъща длан
ни покажи кой е избран
от теб, за предан твой заместник
в тълпата от безброй водачи!…
Но в храма глух - ни ек, ни звън…
И тънеш ти в сън многозначен,
вековен, непробуден сън…
1831
ПЕВЕЦ
Слыхали ль вы за рощей глас ночной
Певца любви, певца своей печали?
Когда поля в час утренний молчали,
Свирели звук унылый и простой -
Слыхали ль вы?
Встречали ль вы в пустынной тьме лесной
Певца любви, певца своей печали?
Прискорбную ль улыбку замечали,
Иль тихий взор, исполненный тоской, -
Встречали вы?
Вздохнули ль вы, внимая тихой глас
Певца любви, певца своей печали?
Когда в лесах вы юношу видали,
Встречая взор его потухших глаз -
Вздохнули ль вы?
1816
—————————–
ЧААДАЕВУ
С морского берега Тавриды
К чему холодные сомненья?
Я верю: здесь был грозный храм,
Где крови жаждущим богам
Дымились жертвоприношенья;
Здесь успокоена была
Вражда свирепой Эвмениды:
Здесь провозвестница Тавриды
На брата руку занесла;
На сих развалинах свершилось
Святое дружбы торжество,
И душ великих божество
Своим созданьем возгордилось.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Чадаев, помнишь ли былое?
Давно ль с восторгом молодым
Я мыслил имя роковое
Предать развалинам иным?
Но в сердце, бурями смиренном,
Теперь и лень и тишина,
И, в умиленье вдохновенном,
На камне, дружбой освященном,
Пишу я наши имена.
1824
—————————–
ПРОРОК
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, -
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, -
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
1826
—————————–
ЕЕ ГЛАЗА
Она мила - скажу меж нами -
Придворных витязей гроза,
И можно с южными звездами
Сравнить, особенно стихами,
Её черкесские глаза,
Она владеет ими смело,
Они горят огня живей;
Но, сам признайся, то ли дело
Глаза Олениной моей!
Какой задумчивый в них гений,
И сколько детской простоты,
И сколько томных выражений,
И сколько неги и мечты!..
Потупит их с улыбкой Леля -
В них скромных граций торжество;
Поднимет - ангел Рафаэля
Так созерцает божество.
1828, опубл. 1829
—————————–
МОНАСТЫРЬ НА КАЗБЕКЕ
Высоко над семьёю гор,
Казбек, твой царственный шатер
Сияет вечными лучами.
Твой монастырь за облаками,
Как в небе реющий ковчег,
Парит, чуть видный, над горами.
Далёкий, вожделенный брег!
Туда б, сказав прости ущелью,
Подняться к вольной вышине!
Туда б, в заоблачную келью,
В соседство Бога скрыться мне!…
<1829>
—————————–
СОНЕТ
Scorn not the sonnet, critic.
Wordsworth
Суровый Дант не презирал сонета;
В нем жар любви Петрарка изливал;
Игру его любил творец Макбета;
Им скорбну мысль Камоэнс облекал.
И в наши дни пленяет он поэта:
Вордсворт его орудием избрал,
Когда вдали от суетного света
Природы он рисует идеал.
Под сенью гор Тавриды отдаленной
Певец Литвы в размер его стесненный
Свои мечты мгновенно заключал.
У нас еще его не знали девы,
Как для него уж Дельвиг забывал
Гекзаметра священные напевы.
<1830>
—————————–
***
Перед гробницею святой
Стою с поникшею главой…
Всё спит кругом; одни лампады
Во мраке храма золотят
Столпов гранитные громады
И их знамён нависший ряд.
Под ними спит сей властелин,
Сей идол северных дружин,
Маститый страж страны державной,
Смиритель всех её врагов,
Сей остальной из стаи славной
Екатерининских орлов.
В твоём гробу восторг живёт!
Он русский глас нам издаёт;
Он нам твердит о той године,
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал - и спас…
Внемли ж и днесь наш верный глас,
Встань и спасай царя и нас,
О старец грозный! На мгновенье
Явись у двери гробовой,
Явись, вдохни восторг и рвенье
Полкам, оставленным тобой!
Явись и дланию своей
Нам укажи в толпе вождей,
Кто твой наследник, твой избранный!
Но храм - в молчанье погружён,
И тих твоей могилы бранной
Невозмутимый, вечный сон…
1831
