Феликс Чуев

превод: Красимир Георгиев

В ПАМЕТ НА ВРЪСТНИКА

В четирийсет и първа майор Воронков
се роди, в девет-две - упокой.
Тук в живота ни руски е жребий суров,
след черта - и страната, и той.

Бе сред сенчест квартал на Тираспол зарит
от тамбовско селце тоз комбат;
не е никой без вест, не е никой убит
и в предателство не е познат.

Ний през здрача, обкрачили велосипед,
напосоки стремглаво летим
край огради, канавки и кремълски ред -
да пробием мъгла се стремим.

И тъй мъничко има до пропастна паст,
предвестила за мъките край…
А в Тираспол славянският вятър е с нас
и тополова вата блуждай.

С толкоз мъничко свят ни животът ласка
до последно дихание, брат;
мигом там на Кутузов повярва войска,
мигом Сталин поведе парад.

—————————–

СРЕД ЧОВЕКА КАМБАНКА ЖИВЕЕ

Сред човека камбанка живее,
тя е вътрешен негов другар,
за далечно и близко му пее
и не й е потребен звънар.

Тя на зов неведнъж ще откликне,
щом за помощ зовем в труден час…
Но не всеки е с нея привикнал
и не всеки я чува от нас.

ПАМЯТИ РОВЕСНИКА

В сорок первом родился майор Воронков,
и черта - девяносто второй.
В нашей жизни российской твой жребий таков,
что и сам, и страна за чертой.

Он в тенистом Тирасполе в центре зарыт,
из тамбовской деревни комбат,
и никто не убит, и никто не забыт,
и в предательстве не виноват.

Мы на велосипеде на раме сидим,
свесив ноги, летим на авось
вдоль заборов, канав и кремлёвских седин -
уцелеем, прорвёмся, небось.

И чуть-чуть остаётся до пропасти той,
что сулит завершенье забот…
А в Тирасполе ветер славянский, тугой
тополиную вату скребёт.

Нам чуть-чуть отводилось в любые века
до последнего выдоха, брат,
но чуть-чуть, чтоб Кутузову вверить войска,
чтобы Сталин провёл тот парад.

—————————–

В ЧЕЛОВЕКЕ ЖИВЕТ КОЛОКОЛЬЧИК…

В человеке живёт колокольчик,
Отзывается он изнутри,
О далёком и ближнем хлопочет,
И ему не нужны звонари.

Зазвучит на призыв не однажды,
Если помощи ждёт существо…
Но владеет им вовсе не каждый,
И не каждый услышит его.