БРОДЯ ЛИ НОЩЕМ…
превод: Тодор Харманджиев
***
Бродя ли из града нощем, неволно
буря предчувствувам в мрачния ден,
мила другарко, бездомна и болна,
твоята сянка се мярка пред мен!
Мисъл мъчително стяга душата,
ти си от малка злочеста, сама,
беден и мрачен, и зъл бе баща ти,
другиму без любов стана жена.
Лош, отвратителен мъж ти се падна,
бесен, със тежка ръка, озверен.
Не покори се, избяга, но страдаш
и не за радост събра се със мен…
Помниш ли онзи ден - гладен и болен,
бях омурлушен, сломен, изнурен.
Стаята бе неприветлива, гола,
въздухът в тъмното - страшно студен.
Тъжно в капчука водата се стичаше,
плискаше в мрак, в полусянка дъждът,
нашият син - с вледенени ръчички -
духаше ти - да ги стоплиш с дъхът.
Плачеше силно и звънко горкото,
в голата стая се вече стъмни.
Плака и свърши - угасна живота…
Бедна, напразно сълзи не рони!
Утре от глад ще умрем с тебе заедно
и три ковчези купил, този път
ще ни ругае напразно хазаина,
заедно тримата ще ни погребат.
Мрачно седяхме със теб отделени,
бледно и слабо бе твойто лице,
зрееше в теб съкровено желание
и неспокойно бе твойто сърце.
Ти пременена безмълвна излезе,
дремнах за малко и скръбен, и слаб,
след час ковчег за детето донесе,
а за бащата бе купила хляб.
Ние глада си със теб уталожихме,
в тъмната стая запалихме свещ,
мълком детето в ковчега положихме -
нашият плач бе горчив и горещ.
Ти не побърза с печално признание,
аз не попитах, мълчах,
само че гледахме с глухо ридание,
мрачен и озлобен бях…
Де си? Сама и от бедност злочеста
може би вече сломена си ти?
Или по пътя, отдавна известен,
да те позорна съдба сполети?
Кой ще те защити? Чужди, познати
със срамно име ще те нарекат,
само във мен ще избухнат проклятия
и без следа ще замрат.
1847
—————————–
НЕПОЖЪНАТА НИВА
Есен е. Птиците са отлетели.
Пусти стърнища, гори оголели.
Само една нива тук все така
чака жътвар и навява тъга.
Сякаш си шепнат сега класовете:
„Тъжно е, шушнат над нас ветровете,
тъжно е, доземи свели челца,
в прах да окъпваме пълни зрънца.
Нощем ни газят на дълги редици
някакви лакоми прелетни птици.
Заек ни тъпче и буря ломи,
да е орачът от толкова дни?
Да не би лоши да сме се родили?
Или пък дружно не сме изкласили?
Лоши не сме ний - от летния зной
едри зърна сме налели безброй.
Не за това е орал и засявал -
де е орачът - защо сме сами?”
Вятърът им отговаря с тъга:
„Чуйте, орачът е болен сега.
Знаеше той за какво е засявал,
нямаше да ви така изостави.
Но сега - много е зле; не яде,
червей сърцето му болно боде.
Тези ръце, що ораха и сяха,
сухи са днес - навсегда отмаляха.
С поглед угаснал и глас занемял,
някога песен из нивата пял,
сведен, замислен минава орача,
сякаш след рало през нивата крачи.”
1854
—————————–
УТРО
Ти си тъжна, душата ти страда,
всички страдаме - тук и навред.
И живее природата заедно
с бедността, що потиска отвред.
Как безкрайно са тъжни и жалки
тия ниви, ливади, поля,
тези сънни, измокрени гарги
върху купите свили крила.
Тази кранта с пияния селянин,
що през сила по пътя търчи
към далечното схлупено село
зад мъглата… Сърце, заплачи!
Но градът - не е никак по-хубав;
има облаци тежки и там;
и отрано с лопатите груби
стържат върху паважа калта.
Там навсякъде почва се работа;
от пожарната викат: „Пожар!”
На площада затворник докараха,
а до него - палач и джандар.
Проститутка прибира се рано
от леглото на чужд, непознат;
офицери с кола заминават
на дуел там зад сънния град.
И търгашите втурват се бърже
към дюкяните от сутринта:
трябва с мярката цял ден да лъжат,
за да хапнат добре вечерта.
И от крепостта гръмват топове:
наводнение… карат умрял,
в кадифе на възглавничка нова
златен орден се е излежал.
Във един двор крадец донатупват,
на клане карат гъски, а там
от мансардата изстрел се чува:
някой със себе си свършил е сам.
1874
***
Еду ли ночью по улице тёмной,
Бури заслушаюсь в пасмурный день -
Друг беззащитный, больной и бездомный,
Вдруг предо мной промелькнёт твоя тень!
Сердце сожмётся мучительной думой.
С детства судьба невзлюбила тебя:
Беден и зол был отец твой угрюмый,
Замуж пошла ты - другого любя.
Муж тебе выпал недобрый на долю:
С бешеным нравом, с тяжелой рукой;
Не покорилась - ушла ты на волю,
Да не на радость сошлась и со мной…
Помнишь ли день, как, больной и голодный,
Я унывал, выбивался из сил?
В комнате нашей, пустой и холодной,
Пар от дыханья волнами ходил.
Помнишь ли труб заунывные звуки,
Брызги дождя, полусвет, полутьму?
Плакал твой сын, и холодные руки
Ты согревала дыханьем ему.
Он не смолкал - и пронзительно звонок
Был его крик… Становилось темней;
Вдоволь поплакал и умер ребёнок…
Бедная! слёз безрассудных не лей!
С горя да с голоду завтра мы оба
Так же глубоко и сладко заснем;
Купит хозяин, с проклятьем, три гроба -
Вместе свезут и положат рядком…
В разных углах мы сидели угрюмо.
Помню, была ты бледна и слаба,
Зрела в тебе сокровенная дума,
В сердце твоём совершалась борьба.
Я задремал. Ты ушла молчаливо,
Принарядившись, как будто к венцу,
И через час принесла торопливо
Гробик ребенку и ужин отцу.
Голод мучительный мы утолили,
В комнате тёмной зажгли огонёк,
Сына одели и в гроб положили…
Случай нас выручил? Бог ли помог?
Ты не спешила печальным признаньем,
Я ничего не спросил,
Только мы оба глядели с рыданьем,
Только угрюм и озлоблен я был…
Где ты теперь? С нищетой горемычной
Злая тебя сокрушила борьба?
Или пошла ты дорогой обычной
И роковая свершится судьба?
Кто ж защитит тебя? Все без изъятья
Именем страшным тебя назовут,
Только во мне шевельнутся проклятья -
И бесполезно замрут!..
1847
—————————–
НЕСЖАТАЯ ПОЛОСА
Поздняя осень. Грачи улетели,
Лес обнажился, поля опустели,
Только не сжата полоска одна…
Грустную думу наводит она.
Кажется, шепчут колосья друг другу:
“Скучно нам слушать осенную вьюгу,
Скучно склоняться до самой земли,
Тучные зерна купая в пыли!
Нас, что ни ночь, разоряют станицы1
Всякой пролетной прожорливой птицы,
Заяц нас топчет, и буря нас бьет…
Где же наш пахарь? чего еще ждет?
Или мы хуже других уродились?
Или недружно цвели-колосились?
Нет! мы не хуже других - и давно
В нас налилось и созрело зерно.
Не для того же пахал он и сеял
Чтобы нас ветер осенний развеял?..”
Ветер несет им печальный ответ:
- Вашему пахарю моченьки нет.
Знал, для чего и пахал он и сеял,
Да не по силам работу затеял.
Плохо бедняге - не ест и не пьет,
Червь ему сердце больное сосет,
Руки, что вывели борозды эти,
Высохли в щепку, повисли, как плети.
Очи потускли, и голос пропал,
Что заунывную песню певал,
Как на соху, налегая рукою,
Пахарь задумчиво шел полосою.
1854
—————————–
УТРО
Ты грустна, ты страдаешь душою:
Верю - здесь не страдать мудрено.
С окружающей нас нищетою
Здесь природа сама заодно.
Бесконечно унылы и жалки
Эти пастбища, нивы, луга,
Эти мокрые, сонные галки,
Что сидят на вершине стога;
Эта кляча с крестьянином пьяным,
Через силу бегущая вскачь
В даль, сокрытую синим туманом,
Это мутное небо… Хоть плачь!
Но не краше и город богатый:
Те же тучи по небу бегут;
Жутко нервам - железной лопатой
Там теперь мостовую скребут.
Начинается всюду работа;
Возвестили пожар с каланчи;
На позорную площадь кого-то
Провезли - там уж ждут палачи.
Проститутка домой на рассвете
Поспешает, покинув постель;
Офицеры в наемной карете
Скачут за город: будет дуэль.
Торгаши просыпаются дружно
И спешат за прилавки засесть:
Целый день им обмеривать нужно,
Чтобы вечером сытно поесть.
Чу! из крепости грянули пушки!
Наводненье столице грозит…
Кто-то умер: на красной подушке
Первой степени Анна лежит.
Дворник вора колотит - попался!
Гонят стадо гусей на убой;
Где-то в верхнем этаже раздался
Выстрел - кто-то покончил с собой.
1874