БЕТХОВЕН
превод: Димитър Горсов
БЕТХОВЕН
В деня, когато твоите съзвучия
преодоляха този тих свят на труда,
надмогна блясък блясъка, получи
свод облакът, звездата тръгна към звезда.
Понесен от могъщо вдъхновение,
в оркестъра от мълнии и ветрове,
ти стигна на безкрайната вселена
до музиката, дирена от векове.
Сред хаоса на звуците безродни,
в горист ек и мелодии на езера,
сам с лъвския си облик, за природата
нов наниз от съзвучия подбра.
И станаха рогата волски лира,
костта орлова - свирка на пастир,
и в грохотната бездна на Всемира
добро от зло бе отделено най-подир….
Мощта ти, през просторите световни,
в деветия си вал звезди смири…
Вдигни се, мисъл! И ти, музика на словото,
ред с ударите на сърцата въдвори!
1946
—————————–
В ПРИРОДАТА ХАРМОНИЯ НЕ ДИРЯ
В природата хармония не диря.
Разумна съразмерност не открих
ни в мрака на скалите, ни в обширния
простор, където светлина искри.
Тъй тайнствена е тя, и своенравна!
В ожесточените й ветрове
сърцето ми съзвучност не долавя
нито душата - стройни гласове.
Но в есенния час, под кротък залез,
когато вятърът едва замре,
когато нощ, с обятия разпалени
над тихата река се разпростре,
когато, изморена от движение,
на празните забави от труда
в тревожно, полусънно изтощение
затихне потъмнялата вода,
когато изтерзан от всички грешки
светът мълчи преситен и смирен -
праобразът на болките човешки
неустоим застава пак пред мен.
Природата тогава, необятна,
мълчи над туй, което е било
и сякаш мрази свободата си, в която
неотделими са добро от зло.
Сънува тя блестящите турбини,
сънува тихият и съразмерен труд
и зарева над язовете сини,
с ток в жиците, летящ пред зной и студ…
Тъй майката в леглото си заспива,
в страх за децата си, но с порив плах -
да съхрани живота… И щастлива
да срещне слънцето отново с тях.
1947
—————————–
ПОЕТ
Черен бор расте пред дом старинен,
сред кипящ и млад цъфтеж в степта.
Нежни облаци в сребристо-синият
свод сияят с чудна красота.
С димното-лилаво по ръба си
а в средата - с блясък на стъкло,
те са сякаш сред простор безгласен
лебедово скършено крило.
Долу, белокос върху балкона,
рано състарен младеж седи,
с образ, вече врязан в медальона
на полето, с остри вчерашни следи…
Сгрян от подмосковско слънце, стрелка
щуро косите очи навред -
той в Русия е и в тегнещ делник
събеседник, сърцевед, поет…
А в леса зад къщата потайно
лази мрак и броди съскащ звук.
И което бе преди незнайно
става явно за сърцето тук.
1953
—————————–
ЛЯТНА ВЕЧЕР
Денят догаря и стада от крави,
с полюшнати сред прахоляк рога,
на малките пастирчета под врявата,
се връщат отдалече по брега.
Реката пълноводна се разплисква
край скатовете, ласкава на вид.
И ясното небе, пак слиза ниско,
и я обгръща, с лик сияен и честит…
На облаците къдравата роза
се стеле възхитително, но пак
променя очертание и поза
на юг и запад, и се спуска мрак.
И влагата, несетно разслоена,
като в девичи полусън сега,
едва набъбва, на вълни стаени,
неуловими, но пронизващи мига…
Тя сякаш още смътно негодува
и предпазливо лази в тишина.
Но я усеща и предчувствено сънува
след зноя раснещата хладина.
1957
—————————–
ПРЕД ГРОБНИЦАТА НА ДАНТЕ
Флоренция бе мащеха за мен.
Равена отдих на праха ми даде.
Не казвай, страннико, че се предадох -
в света жесток дял бе ми отреден.
Над бялата ми гробница сега
лек мах на гълъб в синя вис ме мами,
но аз родината сънувам само,
и все за нея ме гнети тъга.
Не буди счупената лютня интерес!
Тя мъртва в родния ми край остана.
Защо ти, моя прелестна Тоскана,
целуваш тихите ми устни днес?..
А гълъбът лети, от страх обзет.
Страхът над него и над мен витае:
ужасни кръгове над нас чертае
зловеща сянка на чужд самолет…
С камбанен звън, звънарю, огласи
света - той цял от кърви е запенен…
Аз исках мирен отдих сред Равена,
но и Равена нищо не спаси…
1958
БЕТХОВЕН
В тот самый день, когда твои созвучья
Преодолели сложный мир труда,
Свет пересилил свет, прошла сквозь тучу туча,
Гром двинулся на гром, в звезду вошла звезда.
И яростным охвачен вдохновеньем,
В оркестрах гроз и трепете громов,
Поднялся ты по облачным ступеням
И прикоснулся к музыке миров.
Дубравой труб и озером мелодий
Ты превозмог нестройный ураган,
И крикнул ты в лицо самой природе,
Свой львиный лик просунув сквозь орган.
И пред лицом пространства мирового
Такую мысль вложил ты в этот крик,
Что слово с воплем вырвалось из слова
И стало музыкой, венчая львиный лик.
В рогах быка опять запела лира,
Пастушьей флейтой стала кость орла,
И понял ты живую прелесть мира
И отделил добро его от зла.
И сквозь покой пространства мирового
До самых звезд прошел девятый вал…
Откройся, мысль! Стань музыкою, слово,
Ударь в сердца, чтоб мир торжествовал!
1946
—————————–
Я НЕ ИЩУ ГАРМОНИИ В ПРИРОДЕ
Я не ищу гармонии в природе.
Разумной соразмерности начал
Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе
Я до сих пор, увы, не различал.
Как своенравен мир ее дремучий!
В ожесточенном пении ветров
Не слышит сердце правильных созвучий,
Душа не чует стройных голосов.
Но в тихий час осеннего заката,
Когда умолкнет ветер вдалеке.
Когда, сияньем немощным объята,
Слепая ночь опустится к реке,
Когда, устав от буйного движенья,
От бесполезно тяжкого труда,
В тревожном полусне изнеможенья
Затихнет потемневшая вода,
Когда огромный мир противоречий
Насытится бесплодною игрой,-
Как бы прообраз боли человечьей
Из бездны вод встает передо мной.
И в этот час печальная природа
Лежит вокруг, вздыхая тяжело,
И не мила ей дикая свобода,
Где от добра неотделимо зло.
И снится ей блестящий вал турбины,
И мерный звук разумного труда,
И пенье труб, и зарево плотины,
И налитые током провода.
Так, засыпая на своей кровати,
Безумная, но любящая мать
Таит в себе высокий мир дитяти,
Чтоб вместе с сыном солнце увидать.
1947
—————————–
ПОЭТ
Черен бор за этим старым домом,
Перед домом - поле да овсы.
В нежном небе серебристым комом
Облако невиданной красы.
По бокам туманно-лиловато,
Посредине грозно и светло,-
Медленно плывущее куда-то
Раненого лебедя крыло.
А внизу на стареньком балконе -
Юноша с седою головой,
Как портрет в старинном медальоне
Из цветов ромашки полевой.
Щурит он глаза свои косые,
Подмосковным солнышком согрет,-
Выкованный грозами России
Собеседник сердца и поэт.
А леса, как ночь, стоят за домом,
А овсы, как бешеные, прут…
То, что было раньше незнакомым,
Близким сердцу делается тут.
1953
—————————–
ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР
Вечерний день томителен и ласков.
Стада коров, качающих бока,
В сопровожденье маленьких подпасков
По берегам идут издалека.
Река, переливаясь под обрывом,
Все так же привлекательна на вид,
И небо в сочетании счастливом,
Обняв ее, ликует и горит.
Из облаков изваянные розы
Свиваются, волнуются и вдруг,
Меняя очертания и позы,
Уносятся на запад и на юг.
И влага, зацелованная ими,
Как девушка в вечернем полусне,
Едва колеблет волнами своими,
Еще не упоенными вполне.
Она еще как будто негодует
И слабо отстраняется, но ей
Уже сквозь сон предчувствие рисует
Восторг и пламя августовских дней.
1957
—————————–
У ГРОБНИЦЫ ДАНТЕ
Мне мачехой Флоренция была,
Я пожелал покоиться в Равенне.
Не говори, прохожий, о измене,
Пусть даже смерть клеймит ее дела.
Над белой усыпальницей моей
Воркует голубь, сладостная птица,
Но родина и до сих пор мне снится,
И до сих пор я верен только ей.
Разбитой лютни не берут в поход,
Она мертва среди родного стана.
Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,
Целуешь мой осиротевший рот?
А голубь рвется с крыши и летит,
Как будто опасается кого-то,
И злая тень чужого самолета
Свои круги над городом чертит.
Так бей, звонарь, в свои колокола!
Не забывай, что мир в кровавой пене!
Я пожелал покоиться в Равенне,
Но и Равенна мне не помогла.
1958
