Кондратий Рилеев

превод: Григор Ленков

СВЕТИ ВЛАДИМИР

Ни гръм победен, нито слава
не могат вече Владимир да утешат;
и не разтушваше забава
челото мрачно и суровата му гръд.

На пировете сам седеше,
от грозните братоубийства отегчен,
и - сякаш от порок - странеше
от радостта, в печални мисли вдълбочен.

Безсилен бе Боян със лъка
да ободри и сепне княжеския слух;
в гърдите му пламтеше мъка
и нямаше покой тревожния му дух.

Веднъж, умислен в тишината,
седеше той, главата си подпрял на длан,
и с дива, мрачна скръб в душата,
в Перуновото изваяние бе взрян.

А на зелената поляна
пред тремния му двор народът зашумял
тълпеше се пред истукана -
в сребро и злато като слънце засиял…

„Аз тук, Перуне, те поставих! -
шептеше князът. - Властвай над света и мен.
Аз тъмния народ заставих
да те почита! Аз ти паля дъб свещен!

Неукротимото вълнение
във моята разкаяна душа смири!
И в шум, и в тишина мъчение
жестоко ме преследва - ще ме умори!

Шептя пред теб молби несмели:
о, край на моите страдания сложи!
Вземи ме в своите предели
или с веселието прежно ме сдружи!”

В миг старец там се появява…
Почтен и строг, от погледа му мир струи.
Брада до пояс - пепелява,
и - пепеляви - до плещите му коси.

С тояжка във ръка, приведен,
държеше златен кръст в десницата си, той
и вперил поглед в княза бледен,
накара грешника да тръпне без покой….

„Ти кой си?” - смаян се обърна
към него князът, разтревожен и унил.
„Вестител божи! - той отвърна. -
С делата си всевишния си прогневил.

Не в пира, не в Перуновата слава
е скрито избавлението от скръбта.
Напразно князът се надява.
Като вълкът агнец те гони съвестта!…

Какво е твоето мъчение!
За грешните души по-страшни мъки предстоят!
Ще дойде час за изкупление!
Ще станат мъртвите! Ще почне страшен съд!

И - неизбежен съд! Не може
да те спаси ни твойта власт, ни сан велик:
там царят горд е роб нищожен,
не разпознава съдията ничий лик.

Там царственият блясък гасне!
И княза-грешник го очаква съд жесток,
където воплите ужасни
превръщат властелина страшен в роб убог.”

Все тъй се лееше речта му
и грееше в очите му свещена жар,
и князът разтреперан нямо
се вслушваше в гласа на пришелеца стар.

„Кажи, кажи с надежда питам,
как да избягна ада? - каза князът плах. -
Във погледа ти аз прочитам,
че си дошъл да ме спасиш от страшен грях!…”

„Покръствай своите народи
и себе си!” - отвърна старецът суров. -
И твойта слава в бъдното ще броди,
и внуците за теб ще пеят благослов.”

„Кръсти ме, о, мъдрецо дивен!” -
възкликна Владимир, обзет от порив свят.
В зори отекна звук призивен
и тръгна към Херсон безбройната му рат.

И с нова жар се устремяват
към нови подвизи - кой може да ги спре!
Пожари свода осветяват,
треперят Гърция и гордите царе!

Туй в княжеската гръд възпламна
недогорелия езически екстаз:
ведно с принцесата преславна
и вярата да завоюва в оня час.

1822 или 1823

—————————–

ВЛАДИМИР СВЯТЬІЙ

Ни гром побед, ни звуки славы,
Ничто Владимира утешить не могло,
Не разъясняли и забавы
Его угрюмое и мрачное чело…

Братоубийством отягченный,
На светлых пиршествах сидел он одинок
И, тайной мыслию смущенный,
Дичился радостей, как узнанный порок.

Напрасно пение Бояна
И рокот струн живых {1} ласкали княжий слух, -
Души не исцелялась рана,
И всё тревожился и тосковал в нем дух!

Однажды он с привычной думой,
На длань склонен главой, уединясь, сидел
И с дикостью души угрюмой
[На вновь] воздвигнутый Перунов лик глядел.

Вокруг зеленого кургана
Толпами шумными на теремном дворе
Народ кипел у истукана,
Сиявшего, как луч, и в злате и в сребре!..

“Перун! твой лик я здесь поставил, -
Вещал страдалец князь. - Мироправитель бог!
Тебя я всех признать заставил
И дуб, священный дуб перед тобой возжег! а

Почто ж не укротишь волненья
Обуреваемой раскаяньем души!
Увы! ужасные мученья
Меня преследуют и в шуме и в тиши.

Молю у твоего кумира:
Предел страданиям душевным положи, -
Пересели меня из мира
Или по-прежнему с веселием сдружи!”

Вдруг видит старца пред собою!
Почтенный, важный вид: спокойствие в чертах,
Брада до чресл седой волною,
Кудрями волосы седые на плечах.

На посох странничий склоненный,
В десной распятие златое он держал;
И в князя взор его вперенный
На душу грешника смятенье проливал…

“Кто ты?” - Владимир с изумленьем
И гласом трепетным пришельца вопросил.
“Посол творца! - он рек с смиреньем, -
Ты бога вышнего делами прогневил…

Ни в Чернобоге, ни в Перуне,
Ни в славе, ни в пирах Владимиров покой;
Его ты, грешник, жаждешь втуне:
Как за добычей вран, так совесть за тобой!..

Но что, о князь, сии терзанья!
Тебя, отверженец, ужаснейшие ждут!
Наступит час - ценить деянья!
Воскреснут мертвые! Настанет Страшный суд!

И суд сей будет непреложен, -
Твое могущество тебя не защитит!
Там раб и царь равно ничтожен -
Всевышний судия на лица не глядит.

Пред ним угаснет блеск короны!
И князю-грешнику один и тот же ад,
Где вечный скрежет, плач и стоны
С рабами низкими властителя сравнят!”

Так говорил пришлец священный,
И пылкий, яркий огнь в глазах его блистал,
И князь, трепещущий, смятенный,
Лия потоки слез, словам его внимал!..

“О, чем же я избегну ада?..
Наставь, наставь меня!.. - Владимир старцу рек:
Из твоего читаю взгляда,
Что ты, таинственный, спасти меня притек!..”

“Крести себя, крести народы! -
В ответ вещал святой, - и ты себя спасешь!
И славу дел из рода в роды
С благословением потомства перельешь!

Тогда не ад, блаженство рая
И вечность дивная тебя, Владимир, ждут,
Где сонмы ангелов, порхая,
Пред троном вышнего твой подвиг воспоют!”

“Крести ж, крести меня, о дивный!” -
В восторге пламенном воскликнул мудрый князь…
Наутро звук трубы призывный -
И рать Владимира к Херсону понеслась…

На новый подвиг, с новым жаром
Летят дружинами с вождем богатыри,
Зарделись небеса пожаром,
Трепещет Греция и гордые цари!..

Так в князе огнь души надменной,
Остаток мрачного язычества горел:
С рукой царевны несравненной
Он веру самую завоевать летел…

1822 или 1823