ЗАТВОРНИК
превод: Иван Бурин
ЗАТВОРНИК
Сгромолясай се, тъмница,
ослепи ме, лъч игрив!
Черноока ти девице,
коньо буен, черногрив!
Аз красавиците млади
ще целуна тъй, с наслади
и - на коня! - през степта
вихрено ще полетя.
Но да бягам не е леко!
Ключ - на тежката врата,
чернооката далеко
чезне в нощна самота;
буен кон в поле зелено
бяга волно, устремено,
без юздите полетял
и опашката развял.
Аз самотен чезна в здрача
между влажните стени;
лампичката свети мрачно
на замиращи вълни.
Чувам само зад вратата
как върви насам-натам
глъхо в нощния покой
дебнещият часовой.
1837
—————————–
***
Когато се вълнува пожълтяла нива,
и в свежата гора прошумоли ветрец,
и крие се в градината узряла слива
под сладостната сянка на зелен листец;
когато момина сълза сребриста,
в златисто утро или в тих вечерен час,
с главица росна и уханно-чиста
ми кима тихичко зад някой храст;
когато хладен извор в сенчеста долина,
унесъл мисълта, полека ми шепти
и тайнствено ме мами да замина
към края тих, отдето той лети: -
тогава се смирява в мене стон, тревога,
изчезват бръчките от моето лице,
и щастие намира моето сърце,
и в небесата виждам бога.
1837
—————————–
***
Не искам да узнай света
за мойта тайнствена тревога,
страданията, любовта;
на съд - пред съвестта и бога!
Сърце, на тях се отчети
и потърси от тях пощада,
и който тука ме прати,
да ме накаже той да страдам!
Невежи укори, злини
не ще смутят душата твърда;
беснейте, яростни вълни -
студеният гранит не мърда!
Из облаците той цари -
на две стихии син намръщен;
кому ли да се довери,
освен на бурите могъщи?
1837
—————————–
***
Не смей се над пророчеството ми: пощада
- аз знам - не чакам от съдба и от живот.
Главата, що обичаш, ще премине млада
от твоите гърди - на ешафод!
Говорех ти преди: ни щастие, ни слава
в света не ще намеря: кървав час настава,
ще падна аз и хитрата вражда
ще опетни недоцъфтелия ми гений, -
и ще загина без следа,
с надежди в мъки огорчени…
Но аз очаквам ранния си край без страх
и нов незнаен мир да ме обгърне.
Тълпата нека стъпче в кал и прах
венеца ми - венец от тръни…
О, нека! Що съм аз за тях?…
1837
—————————–
***
Пред бъдещето съм безсилен,
с предишното не се теша -
като престъпник пред бесило,
аз търся родствена душа.
Ще просветли ли някой мисъл,
да схвана целите кои са
на битието, на страстта,
какво ще понеса от бога,
защо изпълни той с тревога
надеждите на младостта?
Добро и зло, любов, надежди, -
не бях ли дълго земен роб?
Отива си животът прежен.
Мълча и чакам… своя гроб.
В живота си оставих близък
и мрак душата ми прониза,
сурово леден и жесток:
под ударите на съдбата
увехна тя, тъй както в лято
увяхва плод, лишен от сок.
1838
—————————–
ПОЕТ
Кинжалът ми блести, в позлата украсен,
звъни стоманата му чиста;
той пази в себе си, мистично закален,
мощта на войнствения изток.
Прослужил без награда дълги дни преди
при някакъв планински конник,
оставил кървав знак на не едни гърди,
разкъсал не едничка броня.
Като послушен раб забавите делил,
звънял в ответ на реч обидна,
в ония дни на сеч как люто се е бил
по воля чужда и ехидна.
При Терек взет бил от казак незнаен, смел,
от хладно тяло господарско,
след туй в един арменец дълго преседял,
забравен в прахове пазарски.
От ножницата, похабена на война,
лишен е днес героят беден,
играчка златна, той на хладната стена
виси - безславен и безвреден.
И никой, никой с нежни, трепетни ръце
не го милува, нито чисти
и надписа му не чете, отдал сърце
в молитва пред зори лъчисти.
Поете! В тоя век къде ти е честта
и гордото предназначение?
Защо, защо за злато промени властта,
родена за благоговение?
А някога, при твоя мощен, властен зов,
боецът смело в боя литвал,
и лъхал твоя стих наслади и любов,
като тамяна при молитва.
Летял стихът ти властно, стряскал той света,
събуждал мисли благородни,
като камбана бил над зашумял площад
при радост и беди народни.
Но днес е скучна гордата ти простота,
тежи ни блясъкът умилен.
Като преминала красавица, света
прикрива бръчките с червило.
Ще се пробудиш ли, пророко, в тая нощ?
И няма ли за отмъщение
от ножницата златна да извадиш нож,
покрит с ръждата на презрение?
1838
—————————–
НА ПЪРВИ ЯНУАРИЙ
Как често, от блестящата тълпа люлян,
когато пред очите ми, тъй както в блян,
при шум на музика и ласки,
се носи шепот див от нагласена реч
и мъртви образи, ту близо, ту далеч
потрепват, сякаш маски;
когато в хладните ми пръсти се допират
небрежно смели, дамите на тоя град,
с ръце безтрепетни отдавна, -
потънал външно в тоя блясък, суета,
в душата си лелея трепетно мечта
за миналото свидно, славно.
И някой път за миг ме грабне мисълта,
унесен - волна птица - аз летя, летя
назад към дните лъчезарни.
И виждам се дете; навред около мен
познато: дом висок с дървета обграден,
градина с разрушен цветарник;
над езерото хиляди треви трептят,
зад него на селцето къщите димят,
мъгли се носят над полята.
Вървя в алея тъмна; бавно вечерта
гаси последен лъч, и жълтите листа
шумят полека под краката.
И странна, тежка мъка ми души гръдта:
за нея мисля аз, и плача в любовта -
любов към образа лелеян,
с очи възпламнали в лазурна красота,
с усмивка розова, като предутринта,
когато зад гори светлее.
Така, на дивно царство господар честит,
до късен час стоях в здрачевината скрит,
и споменът и днес живее
в съмнения, от бурни страсти обграден,
тъй както китен остров, тих, усамотен
в морето бурно, зеленее.
Когато пък, опомнен в тая пустота,
тълпата шумна стресне моята мечта -
неканен чужденец на гости,
как искам да смутя живота празен, тих,
да хвърля в погледите им железен стих -
горчив, язвителен и злостен!…
1840
—————————–
ПЛЕНЕНИЯТ РИЦАР
Ням аз стоя в заледена тъмница.
Синьо небе зад решетките виждам,
в него играят свободните птици,
мене ме нещо души и обижда!…
Устни не шепнат молитви излишни,
песни не пея за подвиг белязан;
спомням си лютите битки предишни,
меча си тежък и броня желязна.
В каменна броня аз чезна неволен,
каменен шлем на главата набит е,
щита ми меч и стрели са проболи,
конят ми бяга, разкъсал юздите!
Бързото време е конят ми верен,
шлемът ми тежък - таванът гранитен,
каменна броня - зидът неизмерен,
портата тежка, чугунена, - щитът.
Как се задушвам под тежката броня,
бягай, носи ме, развихрено време!
Там… там смъртта ще застане пред коня,
там ще свлека от лицето си шлема!
1840
—————————–
РОДИНА
Родината си любя странно, но открито,
не ще ме охладиш, разсъдък мой!
Ни славата ми, с кръв добита,
ни гордият с доверие и чест покой,
ни тъмните предания на старините
не ще разбудят вече в мен мечтите.
Но аз обичам, и защо - не знам -
и хладния покой на равнината,
и тихото шумене на гората,
реките ни, разлени буйно тук и там;
из междуселски път с каруци да пътувам
и, взирайки се в нощната мъгла,
встрани да срещам, жаден нейде да нощувам,
трептящи светлинки от бедните села;
димът що от стрънта извива,
керванът, спрял на стан в степта,
на хълма, в зреещата нива,
брезите бели да чета.
И с радост тиха, непозната
хармана виждам пълен пак,
къщурка сламена в земята,
прозорче с пъстър, стар капак.
Да слушам в празник, в росна вечер,
пияните селяци как
до късна полунощ, далече,
в игри и глъчка удрят крак.
1841
—————————–
***
Недей, недей плака, дете,
не струва той такава мъка.
Знай - на шега залюби теб,
знай - той те милваше от скука.
А в Грузия, у нас - мълчи! -
младежи няма ли напети,
с игриви, огнени очи,
с перчеми тъмни и развети?
От чужда. ледена страна
при нас съдбата го довлече,
той търси слава и война
и в тебе що намира вече?
Че няма да ти измени
се кле, и в злато те отрупа,
той скъпо ласките цени,
но не цени сълзата скъпа!
1841
—————————–
„Михаил Лермонтов. Песни и поеми”, 1941, изд. „Нов свят”
УЗНИК
Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня.
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.
*
Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далёко,
В пышном тереме своем;
Добрый конь в зеленом поле
Без узды, один, по воле
Скачет весел и игрив,
Хвост по ветру распустив.
*
Одинок я - нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
Февраль 1837
—————————–
***
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;
Когда, росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, -
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога…
Февраль 1837
—————————–
***
Я не хочу, чтоб свет узнал
Мою таинственную повесть:
Как я любил, за что страдал, -
Тому судья лишь бог да совесть!..
Им сердце в чувствах даст отчет,
У них попросит сожаленья;
И пусть меня накажет тот,
Кто изобрёл мои мученья.
Укор невежд, укор людей
Души высокой не печалит, -
Пускай шумит волна морей,
Утёс гранитный не повалит;
Его чело меж облаков,
Он двух стихий жилец угрюмый,
И, кроме бури да громов,
Он никому не вверит думы…
1837
—————————–
***
Не смейся над моей пророческой тоскою.
Я знал: удар судьбы меня не обойдёт;
Я знал, что голова, любимая тобою,
С твоей груди на плаху перейдёт;
Я говорил тебе: ни счастия, ни славы
Мне в мире не найти; настанет час кровавый,
И я паду, и хитрая вражда
С улыбкой очернит мой недоцветший гений;
И я погибну без следа
Моих надежд, моих мучений.
Но я без страха жду довременный конец, -
Давно пора мне мир увидеть новый.
Пускай толпа растопчет мой венец:
Венец певца, венец терновый!..
Пускай! Я им не дорожил.
1837
—————————–
***
Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной;
Придёт ли вестник избавленья
Открыть мне жизни назначенье,
Цель упований и страстей,
Поведать - что мне бог готовил,
Зачем так горько прекословил
Надеждам юности моей.
Земле я отдал дань земную
Любви, надежд, добра и зла;
Начать готов я жизнь другую,
Молчу и жду: пора пришла;
Я в мире не оставлю брата,
И тьмой и холодом объята
Душа усталая моя;
Как ранний плод, лишённый сока,
Она увяла в бурях рока
Под знойным солнцем бытия.
1838
—————————–
ПОЭТ
Отделкой золотой блистает мой кинжал;
Клинок надежный, без порока;
Булат его хранит таинственный закал, -
Наследье бранного востока.
Наезднику в горах служил он много лет,
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный след
И не одну прорвал кольчугу.
Забавы он делил послушнее раба,
Звенел в ответ речам обидным.
В те дни была б ему богатая резьба
Нарядом чуждым и постыдным.
Он взят за Тереком отважным казаком
На хладном трупе господина,
И долго он лежал заброшенный потом
В походной лавке армянина.
Теперь родных ножон, избитых на войне,
Лишен героя спутник бедный;
Игрушкой золотой он блещет на стене -
Увы, бесславный и безвредный!
Никто привычною, заботливой рукой
Его не чистит, не ласкает,
И надписи его, молясь перед зарей,
Никто с усердьем не читает…
________
В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет
Внимал в немом благоговенье?
Бывало, мерный звук твоих могучих слав
Воспламенял бойца для битвы;
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Твой стих, как божий дух, носился над толпой;
И отзыв мыслей благородных
Звучал, как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных.
Но скучен нам простой и гордый твой язык; -
Нас тешат блестки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
Морщины прятать под румяны…
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?
Иль никогда на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?
1838
—————————–
***
1-е января
Как часто, пёстрою толпою окружён,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,
При шуме музыки и пляски,
При диком шёпоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски,
Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки, -
Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки.
И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться, - памятью к недавней старине
Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком, и кругом
Родные всё места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей;
Зелёной сетью трав подернут спящий пруд,
А за прудом село дымится - и встают
Вдали туманы над полями.
В аллею тёмную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и жёлтые листы
Шумят под робкими шагами.
И странная тоска теснит уж грудь мою;
Я думаю об ней, я плачу и люблю,
Люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
С улыбкой розовой, как молодого дня
За рощей первое сиянье.
Так царства дивного всесильный господин -
Я долгие часы просиживал один,
И память их жива поныне
Под бурей тягостных сомнений и страстей,
Как свежий островок безвредно средь морей
Цветёт на влажной их пустыне.
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю
И шум толпы людской спугнёт мечту мою,
На праздник незванную гостью,
О, как мне хочется смутить весёлость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!..
Начало января 1840
—————————–
ПЛЕННЬIЙ РЬIЦАРЬ
Молча сижу под окошком темницы,
Синее небо отсюда мне видно:
В небе играют всё вольные птицы;
Глядя на них, мне и больно и стыдно.
Нет на устах моих грешной молитвы,
Нету ни песни во славу любезной:
Помню я только старинные битвы,
Меч мой тяжёлый да панцирь железный.
В каменный панцирь я ныне закован,
Каменный шлем мою голову давит,
Щит мой от стрел и меча заколдован,
Конь мой бежит, и никто им не правит.
Быстрое время - мой конь неизменный,
Шлема забрало - решётка бойницы,
Каменный панцирь - высокие стены,
Щит мой - чугунные двери темницы.
Мчись же быстрее, летучее время!
Душно под новой бронёю мне стало!
Смерть, как приедем, подержит мне стремя, -
Слезу и сдёрну с лица я забрало.
Март или апрель 1840?
—————————–
РОДИНА
Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Но я люблю - за что, не знаю сам -
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее, подобные морям;
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень.
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой многим незнакомой
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.
1841
—————————–
***
Не плачь, не плачь, моё дитя,
Не стоит он безумной муки.
Верь, он ласкал тебя шутя,
Верь, он любил тебя от скуки!
И мало ль в Грузии у нас
Прекрасных юношей найдётся?
Быстрей огонь их чёрных глаз,
И чёрный ус их лучше вьётся!
Из дальней, чуждой стороны
Он к нам заброшен был судьбою;
Он ищет славы и войны, -
И что ж он мог найти с тобою?
Тебя он золотом дарил,
Клялся, что вечно не изменит,
Он ласки дорого ценил -
Но слёз твоих он не оценит!
между 1839 и 1841
