Владимир Лавров

превод от руски език: Красимир Георгиев

МЪЛЧАНИЕ, ЖЕНА, ПЕЧАЛ

Привична като нощ тъга,
студена мартенска забрава,
лед черен още не сковава
под пласта пясък жълт сега.

Мълчание, жена, печал,
хрущи пакетче поп-корн бяло.
Прости ми, гърло онемяло,
за чая разреден и вял,

за сивите врати „под ключ”
с протяжни бляскави верижки,
за тези празнодумни книжки
и редове с безсловна злъч.

Тире и точка, и тире -
в стени часовниците блъскат,
с коляно хладно се притискат
в кувьора с мътни цветове

и в полусънния ни блик
в мъглив светлик на шарки сложни
ще чуем разговор тревожен
на непознат за нас език

и пеене с гръклянно „ре”
и с „ми” провлачено и плахо…
От любопитство до уплаха -
всичко е точка и тире…

—————————–

БУНТ

Народът си мълчи, но бунтът
заченат е сред тягостния мрак,
мълвата за съдбовната минута,
когато младенец ще кресне пак,
е тъй реална, че кръвта гъстее
и мазна пот под ризата застива…
Не могат да заспят от страх дебелите,
а кльощавите още се приспиват.
Смъдят очите, но сънят не идва,
предчувствие за приближаващ смерч
нахлува в царски спални под завивките
и разпилява и венец, и герб.
Пристяга хватка обръчът! Напрегнато
пропуква като орех челна кост,
витаят сенки на предшественици
и стискат слепите ръце на страх и злост.
Все още не е изкривена шията,
гръклянът гърчи се, боли ни всеки вик!
За здраве стара врачка ни облива
с отвара. Но е посинял езикът…

—————————–

ЧУЖДО ВРЕМЕ

*
Често лети, но в даден момент пълзи примирено
и почива на всяко деление на циферблата.
Но кого да помоля аз да ми отпусне приятелски
още две-три години и може би няколко седмици.
Споменават, че средната възраст за мъж съм подминал
за страната ни - щом този извод чуеш,
вече говориш по-тихо и сякаш виновен се чувстваш,
сгушваш глава в раменете, ей тъй, без причина.
Този, който почина, повярвал в добрата статистика,
гледа строго в тълпата насреща с мъртъв поглед.
Но продължава да къса той от календара жълти листове
всяка сутрин на главния парк-градина в гостната.

*
…няма повече с теб да се срещна аз зная уверен съм
капки дъжд ще отмиват следите ти в моята памет
как ме доведе съдбата тук в чуждото време
където и тебе и мене самия вече ни няма
в тези улички пълни с чужд смях вледеняващо весел
на площади със звън порцеланов от стари сервизи
продължава да бди лицемерното вечно ехо
там на двора където висят на въжето чаршафи и ризи…

МОЛЧАНЬЕ, ЖЕНЩИНА, ПЕЧАЛЬ

Привычная, как ночь, тоска,
и мартовский колючий холод,
и черный лед еще не сколот
под слоем желтого песка.

Молчанье, женщина, печаль
и хруст пакетика поп-корна…
Прости, немеющее горло,
за этот теплый жидкий чай,

за эти двери „на замок”,
за тусклый блеск кривой цепочки,
за эти скомканные строчки
и пустоту меж этих строк.

Тире, и точка, и тире -
стучат часы в глухие стены,
вдави холодное колено
в пятно узора на ковре,

и в полусонном далеке
услышится во мгле узора
тревожный шорох разговора
на чужеземном языке

и пение с гортанной „ре”,
и с „ми”, протяжной и упругой…
От любопытства до испуга -
всего лишь точка и тире…

—————————–

СМУТА

Народ безмолствует, но смута
Уже зачата в духоте ночи,
И ощущенье роковой минуты,
Когда младенец громко закричит,
Так явственно, что кровь густеет в жилах,
И стынет под рубахой липкий пот…
Не спится в эту ночь на ложах жирным,
Худым зевота раздирает рот.
Песок в глазах, но сна как не бывало,
Предчувствие грядущего конца,
В дворцовых спальнях сдернув одеяла,
Вошло в изломы царского венца.
Как тесен, тяжек обруч! В напряженье
Трещит орехом лобовая кость,
И мечутся предшественников тени,
Хватают за руки слепые страх и злость.
Пока еще не свернутая шея
Уже болит и дергает кадык.
Слюною брызжет баба-ворожея,
Сует отвар, но посинел язык…

—————————–

ЧУЖОЕ ВРЕМЯ

*
Чаще летит, но в данный момент ползет еле-еле,
Отдыхая на каждом делении циферблата.
У кого попросить обновить его, выдать по блату
Еще пару лет, а к ним две-три недели?
Говорят, что я пережил средний возраст мужчины
В нашей стране - когда ты такое слышишь,
То чувствуешь себя виноватым, говоришь потише,
Вжимаешь голову в плечи просто так, без причины.
Те, кто уже скончался, поддавшись статистике,
Смотрит сурово из встречной толпы мертвым взглядом.
Но продолжает срывать с календарика желтые листики
Каждое утро в гостиной центрального парка-сада…

*
мне не встретиться больше с тобою знаю уверен
капли дождя смывают следы твоих ног в моей памяти
как же меня занесло сюда в это чужое время
где не только тебя а себя самого уже не найти
в этих улочках полных чужого холодного смеха
на площадях где фарфоровый звон от разбитых чашек
продолжает жить в притворившемся вечным эхе
во дворе где висят на веревке простыни и рубашки…