ДАРЕН СЪМ С ТЯЛО – ПИТАМ АЗ: ЗАЩО…

Осип Манделщам

превод: Красимир Георгиев

ДАРЕН СЪМ С ТЯЛО - ПИТАМ АЗ: ЗАЩО

Дарен съм с тяло - питам аз: защо,
единно цяло мое ли е то?

И на кого ли да благодаря
за радостта, че дишам и творя?

Аз градинар съм, но съм също цвят,
не съм самотен в тоз тъмничен свят.

На вечността в стъклото моя дух
ще отпечата топлият ми дъх.

Рисунката, изобразена там,
доскоро непозната, грее, знам.

Утайката на мигове безчет
не ще покрие образа ми блед.

1909 г.

——————————

ОБРАЗА ТИ КОЛЕБЛИВО НИКНЕЩ

Образа ти колебливо никнещ
не усещам в гъстата мъгла.
„Господи!” - погрешно аз възкликвам,
грешката ми грешна е била.

Божието име като птица
волно от гръдта ми излетя.
Пред очите ми мъгла кълби се,
клетката зад мене опустя.

1912 г.

——————————

КОЙ ЗНАЕ

Кой знае! Може би ми липсва тук свещта
и посред бял ден ще остана сред нощта;
и, дишайки на мака разпилян зърната,
на мрака митрата ще сложа на главата:

и, късен патриарх в сразената Москва,
неосветения свят нося на глава -
със слепота и мъки на раздора бурен -
като Тихон, в събор последен креатура…

1917 г.

———

* Патриарх Тихон (1865-1925 г.) - патриарх московски и на цяла Русия за един месец през 1917 г.

——————————

ОТ БУТИЛКАТА В СТРУЯ ТЕЧЕШЕ ЗЛАТИСТИЯТ МЕД

От бутилката в струя течеше златистият мед
тъй протяжно и дълго, че даже хазяйката стана:
Тук, в печална Таврида, съдбата ни прати привет,
не скучаем! - тя каза и бегло погледна през рамо.

Дръж на Бакхус услугите, сякаш са нейде встрани
стражи, кучета - ходиш и никого тук не съзираш.
Като дъбови бъчви спокойно търкалят се дни:
от колибата чул гласове, си мълчиш, не разбираш.

А след чая излизаме в сенчест градински всемир,
на прозорците, сякаш ресници, са спуснати щори.
Покрай бели колони оглеждаме гроздова шир,
зад въздушно стъкло бляскат сънни планински простори.

Казах: гроздето сякаш сред битка старинна седи,
гдето чорлави конници бият се къдраволици:
в камениста Таврида наука Елада реди -
ръждавеят лехи с благородни от грозд десетици.

Като хурка сред стаята бяла стои тишина.
Дъх на вино, оцет и бои от мазето извира.
Помниш гръцкия дом с таз любима на всички жена -
не Елена, а другата - дълго която бродира.

Златно руно, къде си ти, приказно руно едно?
Тежки морски вълни разшумяваха пътя неземен.
И напускайки кораба с морното морско платно,
Одисей се завърна, изпълнен с пространство и време.

1917 г.

——————————

И ШУБЕРТ С ВОДОПАД, И МОЦАРТ В ПТИЧА ГАМА

И Шуберт с водопад, и Моцарт в птича гама,
и Гьоте, свирещ на пътечка до липа,
и Хамлет, влизащ с плахи стъпки в своя замък,
са вярвали в духа на вечната тълпа.
Навярно преди устни е възникнал шепот,
преди дървото лист е капал всеки час
и тези, за които опитът ни свети,
са придобили образ дълго преди нас.

1934 г.


ДАНО МНЕ ТЕЛО - ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ С НИМ

Дано мне тело - что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть -
Узора милого не зачеркнуть.

1909 г.

——————————

ОБРАЗ ТВОЙ, МУЧИТЕЛЬНЫЙ И ЗЫБКИЙ

Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
„Господи!” - Сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.

Божье имя, как большая птица,
Bылетело из моей груди.
Bпереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади.

1912 г.

——————————

КТО ЗНАЕТ

Кто знает! Может быть, не хватит мне свечи -
И среди бела дня останусь я в ночи;
И, зернами дыша рассыпанного мака,
На голову мою надену митру мрака:

Как поздний патриарх в разрушенной Москве,
Неосвещенный мир неся на голове -
Чреватый слепотой и муками раздора;
Как Тихон, ставленник последнего собора…

1917 г.

——————————

ЗОЛОТИСТОГО МЕДА СТРУЯ ИЗ БУТЫЛКИ ТЕКЛА

Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем, - и через плечо поглядела.

Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки, - идешь, никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни:
Далеко в шалаше голоса - не поймешь, не ответишь.

После чаю мы вышли в огромный коричневый сад,
Как ресницы, на окнах опущены темные шторы.
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.

Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке:
В каменистой Тавриде наука Эллады - и вот
Золотых десятин благородные, ржавые грядки.

Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала,
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена, -
Не Елена - другая - как долго она вышивала?

Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны.
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

1917 г.

——————————

И ШУБЕРТ НА ВОДЕ, И МОЦАРТ В ПТИЧЬЕМ ГАМЕ

И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме,
И Гёте, свищущий на вьющейся тропе,
И Гамлет, мысливший пугливыми шагами,
Считали пульс толпы и верили толпе.
Быть может, прежде губ уже родился шопот
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты.

1934 г.