РОДИНА
превод: Красимир Георгиев
РОДИНА
Подпряна в три големи океана,
тя градовете разпростира с мир,
покрита с мрежа от меридиани,
непобедима, горда, с волна шир.
В мига, когато сетната граната
е вдигната от твоята ръка,
да си припомниш трябва за нещата,
останали далеч назад, така
си спомняш не страната величава,
която си обходил и познал,
ти спомняш си родината - такава,
каквато в детството си я видял.
Земята, сгушена сред три брезички,
пътеката през горския овраг,
поскърцващото мостче над рекичка
с бряг пясъчен край нисък върбалак.
Хей там да се родиме провървя ни,
където цял живот не отшумя
онази шепа пръст, която брани
единството на цялата земя.
Да, можеш в зной и в мраз да минеш всичко,
да, можеш да гладуваш, да не спреш
и да умреш… Но тези три брезички
на никого не бива да дадеш.
1941 г.
——————————
НА АЛЕКСЕЙ СУРКОВ
Альоша, тоз път край Смоленшчина помниш ли,
безкрайни и зли дъждове как валят,
жени уморени как носят ни стомните,
притиснати нежно към майчина гръд,
как своите сълзи те скришом изтриваха,
как шепнеха: - Господ вас да ви спаси!
Войнички наричаха себе си, милите,
великата Рус ги така огласи.
Със сълзи, не с версти земите пребродихме
и пътят вървеше през хълми и прах:
селата, селата със селските гробища,
там сякаш е цяла Русия сред тях,
и сякаш тез кръстове там зад оградите
ограждат с ръцете си живите в слог,
от цял свят събрали се, нашите прадеди
се молят за внуци, невярващи в бог.
Ти знаеш, Альоша, че все пак родината
не е само пътят на градския сноб,
а друми безчет, от дедите преминати,
и простият кръст върху руския гроб.
Не зная как теб, а мен в плен завладява ме
от село до село крайпътна тъга,
с вдовишка сълза, с женско жално опяване
войната при селския път е сега.
Спомни си, Альоша, в Борисов къщурката,
моминския плачещ за мъртвия вик,
старицата бяла с наметка изтъркана,
одетия в смъртното бяло старик.
Какво да им кажем с утеха окриляща?
Разбирайки мъката в страшния кръг,
спомни си, старицата каза ни: - Милички,
вървете, а ний ще ви чакаме тук.
„Ний вас ще ви чакаме!” - шепнат ливадите.
„Ний вас ще ви чакаме!” - шепнат гори.
Альоша, ти знаеш ли, в нощите страдащи
след мен гласовете им търсят зори.
По руски традиции, само пожарища
земята разхвърляха в нашия път,
наоколо гинеха смело другарите,
по руски разкъсвайки риза на гръд.
Нас все още само куршумите милват ни.
Но, трижди повярвал в житейския край,
аз все тъй безкрайно бях горд за най-милия,
горчивия, горкия роден омай,
че горд да загина съм аз за родината,
от майчица руска роден, че летя
към боя; за сбогом, преди да заминеме,
по руски прегърна ме три пъти тя.
1941 г.
——————————
ОНЗИ НАЙ-ДЪЛЪГ ДЕН
Денят с най-дългата следа
в безоблачни простори сини
стовари общата беда
за цели четири години.
Така разрови угарта,
народ зари в земята сива,
че вече тридесет лета
не ни се вярва, че сме живи.
Към мъртвите с билет, без глас
пътуват често техни близки
и времето допълва списък
с пореден, който не е с нас…
И вдига,
вдига
обелиски.
1971 г.
РОДИНА
Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.
Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке,
Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину - такую,
Какой ее ты в детстве увидал.
Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком.
Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.
Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть… Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.
1941 г.
——————————
А. СУРКОВУ
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси! -
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: - Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
„Мы вас подождем!” - говорили нам пажити.
„Мы вас подождем!” - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941 г.
——————————
ТОТ САМЫЙ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ В ГОДУ…
Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы.
А к мертвым, выправив билет,
Все едет кто-нибудь из близких,
И время добавляет в списки
Еще кого-то, кого нет…
И ставит,
ставит
обелиски.
1971 г.
