РОДИНА
превод: Татяна Любенова
РОДИНА
Допряла три велики океана,
простряла се, и градове разкрила,
покрита с мрежа от меридиани,
широка, горда и непобедима.
В часа, кога последната граната
си вдигнал вече в своята ръка
и в кратък миг да си припомниш трябва
всичко, останало далеч от нас, -
ти спомняш не страната си огромна,
която си пребродил, опознал,
родината си спомняш ти - такава,
каквато в детството си я видял.
Педя земя, над нея три брезички,
в далечината горски път върви,
и скърцащи превози през рекичката,
бряг пясъчен със нисички върби.
И ето где, за щастие, родихме се,
за цял живот открихме, до смъртта,
шепичка пръст, в която ни се струва,
чертите виждаме на цялата Земя.
Да, може и да оцеляваме в пек, мраз и буря,
да, може да гладуваме, да мръзнем,
на смърт да тръгваме… Но тези три брезички
в живота никому не трябва да отстъпим.
1941 г.
—————————–
***
на Алексей Сурков
Ти помниш, Альоша, смоленските пътища,
как се сипеха зли дъждове до безкрай,
как жените гърненца с храница ни носеха,
към гърди ги притиснали като деца.
Как изтриваха те крадешком сълзите си,
как шептяха след нас: - Господ да ви спаси!
И солдатки отново наричаха себе си,
както в старите времена са били.
Със сълзите измерван по-често, не с версти,
от очите ни пътят зад хълма се скрива,
селца, и селца, и гробища селски,
минава през тях сякаш цяла Русия.
Зад оградата на всяко руско селце,
кръстом, живите с ръце обграждайки,
от всемира дошли, наште прадеди молят се
за своите внуци, във Бога невярващи.
Ти знаеш, нали, че все пак родината -
не е градският дом, де щастливо живеех,
а пътеките селски, от дедите изминати,
и, с кръстове прости, гробовете техни.
Не зная как с тебе е, но мен в тази селска
попътна тъга, от село до село,
с вдовишките сълзи и с песните женски,
войната за пръв път там ме отведе.
Ти помниш, Альоша: селска къща в Борисово,
над мъртвия плачещ девичи вик,
побеляла старица, в палтенце памучно,
и сякаш за смърт, цял във бяло старик.
Какво да им кажем, с какво утешение?
Горестта ни усетила, с женско чувство тогаз,
ти помниш, старицата каза ни: - Милички,
вървете сега, ще дочакаме вас!
“Ние вас ще дочакаме!” - сякаш викаха пасбища.
“Ние вас ще дочакаме!” - ни шептеше гора.
И да знаеш, Альоша, нощем все ми се струва,
гласовете им сякаш след мене вървят.
Обичаят ни руски - само пожарища
над земята си руска разпиляхме назад.
Пред очите умираха наши другари,
и със ризи, по руски, ги покривахме пак.
Нас, със тебе, куршумите още ни жалят.
Ала, трижди повярвал, че животът е цял,
и въпреки всичко, бях горд за най-милата
и горчива Земя, дето аз съм живял.
Затова, че тук да умра завещано е,
от майчица руска роден на бял свят,
че руска жена, кога в бой ме изпращаше,
по руски, три пъти, прегърна ме тя.
1941 г.
РОДИНА
Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, разкинув города,
Покрыта сеткую меридианов,
Непобедима, широка, горда.
Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке, -
Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаеш родину - такую,
Какой ее ты в детствеувидал.
Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивником.
Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видить в ней приметы всей земли.
Да, можна выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть… Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.
1941 г.
—————————–
***
А. Суркову
Ты помниш, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди.
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси! -
И снота себя назовали солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на нихвся Росссия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук, ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога неверящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезой и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помниш, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть, одетый старик.
Ну что им сказат, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: - Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
“Мы вас подождем!” - говорили нам пажити.
“Мы вас подождем!” - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, по ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По руским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирают товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По -русски три раза меня обняла.
1941 г.
