Сергей Есенин

превод: Елисавета Багряна

***
Всички ний ще идем в края вечен,
дето мир цъфти и благодат,
може с тленно бреме скоро вече
да потегля накъм оня свят.

Мили мои лесове брезови!
Ти, земя! Вий, пясъци в степта!
Пред отиващите си отново
неудържимо грабва ме скръбта.

Твърде много на света обичах
туй, що дава на душата плът.
Трепетлики все тъй ще заничат
в светлите води и ще трептят.

Много аз премислих в тишината,
много песни сам си аз изпях
и в света невесел на земята
съм щастлив, че дишах и живях…

Че целувайки жени, изгарях,
мачках цветове, лежах в трева
и като мой малък брат и звяра
никога не удрях по глава.

Зная, че цъфтят отвъд дъбрави,
не звъни лебедошия ръж -
и пред тези, дето заминават,
тръпки ме обземат неведнъж.

Зная, че на другия свят няма
златни ниви и човешки глас…
Затова с любов така голяма
тука хората обичам аз.

1924

—————————–

***
Неизказано е, синьо е, нежно е,
подир бурята стихна навред
и душата долина безбрежна е,
диша мирно на рози и мед.

Укротих се. Утихна аз с времето,
но билото не ще прокълна.
Сякаш тройка коне обезстремени
профучаха през тази страна.

Изпрашиха навред. Изкопитиха.
Бичът дяволски шиба, свистя.
а сега в тази горска обител ти
чуваш даже как падат листа.

И звънче ли? И ехо далечно ли?
Те отекват в спокойната гръд.
Спри, душа, пропътувахме вече ний
отредения бурен свой път.

Да се справим сега с всичко видено,
тук разтърсило хора, страна,
да простим, дето бяхме обидени
и по чужда, и по наша вина.

Аз приемам било и небивало,
ала трийсетгодишен, тъжа -
младостта си нехайно убивахме
сред кръчмарския дим и лъжа.

Но и дъбчето, жълъд невързвало,
люшка ствол като полска трева…
Ех ти буйна, ех младост избързала,
моя златна и луда глава!

1925

—————————–

***
Синя мъгла. Заснежени полета,
тънък лимонен лунен светлик.
мило е с тиха болка в сърцето
младите дни да си спомниш за миг.

Сняг като пясък пред портата струпан.
Ето в такава нощ лунна тогаз,
шапка от котешка кожа нахлупил,
покрива бащин напуснах аз.

Пак се завърнах днес в края роден.
Имам ли още тук близък, другар?
Тъжно стоя, като странник гонен -
аз - в тази къща стопанинът стар.

Мачкам в ръцете си новата шапка -
не по сърце ми е бобров калпак.
Спомням си дядо и баба и татък
селското гробище, рохкия сняг.

Те са спокойни. Ще бъдем там всички,
в този живот се старай, не старай.
Ето защо аз при хората тичам,
ето защо ги обичам безкрай.

Ето защо тук едва не заплаках
и уж усмихнат, а в мен се смрачи,
къщата, вратника, кучето сякаш
виждат за сетен път мойте очи.

1925

***
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать.

Милые березовые чащи!
Ты, земля! И вы, равнин пески!
Перед этим сонмом уходящих
Я не в силах скрыть моей тоски.

Слишком я любил на этом свете
Все, что душу облекает в плоть.
Мир осинам, что, раскинув ветви,
Загляделись в розовую водь!

Много дум я в тишине продумал,
Много песен про себя сложил,
И на этой на земле угрюмой
Счастлив тем, что я дышал и жил.

Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.

Знаю я, что не цветут там чащи,
Не звенит лебяжьей шеей рожь.
Оттого пред сонмом уходящих
Я всегда испытываю дрожь.

Знаю я, что в той стране не будет
Этих нив, златящихся во мгле…
Оттого и дороги мне люди,
Что живут со мною на земле.

1924

—————————–

***
Несказанное, синее, нежное…
Тих мой край после бурь, после гроз,
И душа моя - поле безбрежное -
Дышит запахом меда и роз.

Я утих. Годы сделали дело,
Но того, что прошло, не кляну.
Словно тройка коней оголтелая
Прокатилась во всю страну.

Напылили кругом. Накопытили.
И пропали под дьявольский свист.
А теперь вот в лесной обители
Даже слышно, как падает лист.

Колокольчик ли, дальнее эхо ли,-
Все спокойно впивает грудь.
Стой, душа! Мы с тобой проехали
Через бурный положенный путь.

Разберемся во всем, что видели,
Что случилось, что сталось в стране,
И простим, где нас горько обидели
По чужой и по нашей вине.

Принимаю, что было и не было,
Только жаль на тридцатом году -
Слишком мало я в юности требовал,
Забываясь в кабацком чаду.

Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,
Так же гнется, как в поле трава…
Эх ты, молодость, буйная молодость,
Золотая сорвиголова!

1925

—————————–

***

Синий туман. Снеговое раздолье,
Тонкий лимонный лунный свет.
Сердцу приятно с тихою болью
Что-нибудь вспомнить из ранних лет.

Снег у крыльца, как песок зыбучий.
Вот при такой же луне без слов,
Шапку из кошки на лоб нахлобучив,
Тайно покинул я отчий кров.

Снова вернулся я в край родимый.
Кто меня помнит? Кто позабыл?
Грустно стою я, как странник гонимый,
Старый хозяин своей избы.

Молча я комкаю новую шапку,
Не по душе мне соболий мех.
Вспомнил я дедушку, вспомнил я бабку,
Вспомнил кладбищенский рыхлый снег.

Все успокоились, все там будем,
Как в этой жизни радей не радей,-
Вот почему так тянусь я к людям,
Вот почему так люблю людей.

Вот отчего я чуть-чуть не заплакал
И, улыбаясь, душой погас,-
Эту избу на крыльце с собакой
Словно я вижу в последний раз.

24 сентября 1925