НИКОЛАЙ ГУМИЛЬОВ – СТИХОВЕ
превод от руски език: Елеонора Княжева
* * *
Да, аз зная – не Ви подхождам –
Пришелец съм от друга държава.
Китарата душата ми не трогва –
Напевът на зурна ме запленява.
И не на тъмни фракове и рокли
По зали и салони за обяди,
Аз стиховете си чета на дракони,
На облаци и водопади.
Обичам аз, като арабин във пустиня –
Навел глава да пия от водите.
А не – рисуван рицар от картина –
Да чакам, гледайки звездите.
И ще умра, но надали в кревата
С нотариус и лекари край мене,
А в някоя колиба непозната,
С трева обрасла до колене.
Не ми е мястото да ида хрисим
С добрите протестанти в рая,
А там, където викат: “Изправи се!”
Все грешници и блудници накрая.
Да, аз зная – не Ви подхождам -
Пришелец съм от друга държава.
Китарата душата ми не трогва,
Напевът на зурна ме запленява.
* * *
Да, я знаю – я Вам не пара,
Я пришел из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
Не по залам, не по салонам –
Темным платьям и пиджакам –
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
И люблю я – как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет –
А не рыцарь на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче –
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,
Чтоб попасть не во всем открытый
Протестантский прибранный рай –
А туда, где тать и мытарь
И блудница крикнут: “Вставай!…”
Да я знаю – я Вам не пара,
Я пришел из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
ПОРТРЕТ НА МЪЖ
Очите му – подземни езера са,
Палати, изоставени от царя.
Със знака на позора е белязан,
За Бог той дума не отваря.
А устните му пурпурна са рана
От острие, просмукано с отрова,
Печални и затворили се рано,
Зоват към наслаждението ново.
Ръцете бледи – мрамор пълнолунен,
Тежат им неизкупени проклятия,
С момичета-магьосници палували,
Познават кървави разпятия.
И странен е вековният му жребий –
Бленуван от убийци и поети,
Дали не е белязан по рождение
В небето с кървава комета.
В душата му стаени са обиди,
Безименна е мъката нетленна.
Не сменя за Мадона и Киприда
Той спомените си безценни.
Злобее, но не е безбожник сприхав,
И хубава е нежната му кожа,
Той може да се смее и усмихва
Ала… да плаче повече не може.
ПОРТРЕТ МУЖЧИНЫ
Его глаза – подземные озёра,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
Его уста – пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом;
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
И руки – бледный мрамор полнолуний.
В них ужасы неснятого проклятья.
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.
Ему в веках достался странный жребий –
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он, – на небе
Кровавая растаяла комета.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать… плакать больше он не может.
ВРАТИТЕ НА РАЯ
Не със седем ключа от елмази
Е затворил Бог към Рая входа.
Блясъкът му никого не блазни
И дори не знае го народът.
Той врата е на стена забравена,
С камъни и мъх, и нищо повече.
А до нея просяк – гост неканен,
Е застанал с ключове на пояса.
Покрай него преминават воини,
Рог тръби, сребро звъни в доспехите,
Ала никой не поглежда кой е той –
Светлият апостол – Свети Петър.
И мечтаят: “Там, на Гроба Божи,
Ще отвори нам вратите Раят,
На Табор планината във подножието,
Часът ни обетован ще удари”.
Тъй преминава тромаво народът.
Кънти и вие звънката гълчава.
Апостол Петър в скъсаната роба
Там като просяк блед и нищ остава.
ВОРОТА РАЯ
Не семью печатями алмазными
В Божий рай замкнулся вечный вход,
Он не манит блеском и соблазнами,
И его не ведает народ.
Это дверь в стене, давно заброшенной,
Камни, мох, и больше ничего,
Возле – нищий, словно гость непрошенный,
И ключи у пояса его.
Мимо едут рыцари и латники,
Трубный вой, бряцанье серебра,
И никто не взглянет на привратника,
Светлого апостола Петра.
Все мечтают: «Там, у Гроба Божия,
Двери рая вскроются для нас,
На горе Фаворе, у подножия,
Прозвенит обетованный час».
Так проходит медленное чудище,
Завывая, трубит звонкий рог,
И апостол Петр в дырявом рубище,
Словно нищий, бледен и убог.
СЪНУВАХ
Сънувах двама ни – умрели,
Лежим със погледи спокойни
Като ковчези – бели, бели
Един до друг, покойни.
Кога ли казали сме “Стига!”
Отдавна ли? Какво туй значи?
Ала сърцето не боли го,
Сърцето вече и не плаче.
Безсилните чувства са странни
Застиналите мисли – така ясни
И устните ти вече нежелани
Макар и винаги прекрасни.
Но случи се! Ний двама сме умрели,
Лежим със погледи спокойни
Като ковчези – бели, бели
Един до друг, покойни.
МНЕ СНИЛОСЬ
Мне снилось: мы умерли оба,
Лежим с успокоенным взглядом,
Два белые, белые гроба
Поставлены рядом.
Когда мы сказали – довольно?
Давно ли, и что это значит?
Но странно, что сердцу не больно,
Что сердце не плачет.
Бессильные чувства так странны,
Застывшие мысли так ясны,
И губы твои не желанны,
Хоть вечно прекрасны.
Свершилось: мы умерли оба,
Лежим с успокоенным взглядом,
Два белые, белые гроба
Поставлены рядом.
МЕЧТИ
Зад къща изоставена и бедна,
Останки от ограда де чернеят,
Стар гарван развълнувано беседвал
С окъсан просяк за съновидения.
И този път бил силно разтревожен –
С треперещ глас на просяка хортувал –
На кулата сред руините снощи,
Как сънища небивали сънувал –
Във полет смел по въздуха се носел,
Забравил за тъги и за неволи.
Принц бил в съня окаяният просяк,
А сам той – лебед бял и волен…
В безсилие беднякът тихо хлипал…
Нощ тежка от небето се откъснала…
Минаващата покрай тях старица
Набързо плахо се прекръстила…
МЕЧТЫ
За покинутым бедным жилищем,
Где чернеют остатки забора,
Старый ворон с оборванным нищим
О восторгах вели разговоры.
Старый ворон в тревоге всегдашней
Говорил, трепеща от волненья,
Что ему на развалинах башни
Небывалые снились виденья,
Что в полете, воздушном и смелом,
Он не помнил тоски их жилища
И был лебедем, нежным и белым…
Принцем был отвратительный нищий…
Нищий плакал бессильно и глухо…
Ночь тяжелая с неба спустилась…
Проходившая мимо старуха
Учащенно и робко крестилась…
