Генадий Черепов

превод: Красимир Георгиев

ТЕ, БРАТЯТА

                  „Колко сте прокълнатите,
                   наречени грешници?”

Къде ги срещнах? Казвайте, сестра и брат!
В какви епохи други? Сред какви вселени?
Аз помня ясно: как към залези вървят
слепци, палячовци, блажени…

Бълнува океанът. Кърви в прилив нов…
Мухи са раните небесни облетели -
пълзи тълпа, продала своята любов,
без вяра и без път… Ти бе ли там, не бе ли?

С чудовищната Брьогел-четка участта
безмерен ужас на тълпата запечата.
Вървят в нощта. След туй… Пропадат в пропастта.
Бълнува океанът. Кръв следите мятат.

Мрак рани сви и скри очите на деня.
Сред звезден студ съм там, над пропастта надвесен,
огньове слушам, стона на души ловя
в акорди на хорала звезден.

Безумци! Не желаят Божия любов…
Какво е Бог с науката му за смирение,
в сърцата щом витае тоз тревожен зов,
кръв леденее от небожии учения.

Надничам в пропастта. Вилнее огнен ад.
Вовек звучат и мрат въздишки угнетени.
Аз помня ясно: тъй към залези вървят
слепци, палячовци, блажени…

—————————–

СМЪРТТА ТЕЗ ГЛЪБИНИ ВСЕВЕЧНИ ОПРЕДЕЛЯ

Смъртта тез глъбини всевечни определя…
Ездачка виждам: яростно с ръка сече -
под стремето звънят сърца изнемощели
и бездната коне запенени влече!

Напред стремят се. И искри изскачат -
след мисъл мисъл. И в галопа тук
към огнена заря в нощта тръби тръбачът
с тревожни устни, стиснали мундщук.

Влече ни бездната. И само крачка къса,
копита да отскочат, вятър да завей,
ще паднем в пропастта и зной ще ни разкъса,
разбрали за какво тръбачът ни зове.

Над земни склонове се погледите свеждат,
под покриви и кръстове редят места.
Смъртта разпукала е гръд и неизбежна
е смучещата мълчалива пустота.

Тук всичко е решено. Но пълзи съмнение,
в душата хилава забрани ще вплетеш;
и ти, като Мойсей, съзрял освобождение,
че няма свобода за теб ще разбереш.

ДРУЗЬЯМ

                  „Сколько вас проклятых,
                   названных грешными?”

Но где я их встречал? Скажи, сестра иль брат?
В каком созвездии, в какой иной эпохе?
Я помню явственно: вот так же шли в закат
Слепцы, паяцы, скоморохи…

Спал, грезя, океан. В него втекала кровь.
Как муха, по краям вечерней раны неба
Ползла толпа людей, запродавших любовь,
Без веры, без пути… Ты был там или не был?

Позднее Брейгеля чудовищная кисть
Весь ужас этих толп и лиц запечатлела.
Они шли в Ночь. Потом… в провал оборвались.
И грезил океан. И кровь следов алела.

Мрак рану зализал; закрыл глазницы дня.
Я вышел в холод звезд; склонился над провалом
И стоны душ ловил, и слушал шум огня
В аккордах звездного хорала.

Безумцы! На Земле им был не нужен Бог…
Что Бог с Его простой наукой о смиреньи,
Когда в сердцах витал звенящий зов тревог,
Кровь леденил наркоз таинственных учений.

Я заглянул в провал. Сверкнул огнями ад.
Давно, давно в веках звучат и гаснут вздохи.
Я помню явственно: вот так же шли в закат
Слепцы, паяцы, скоморохи…

—————————–

МНЕ СМЕРТИ ГЛУБИНА ОТКРЫТА ВРЕМЕНАМИ…

Мне Смерти глубина открыта временами…
Я вижу всадницу: сгиб яростной руки -
И… дряхлые сердца звенят под стременами,
И в бездну, в мыле все, несутся рысаки!

И рвутся вдаль. И высекают искры -
За мыслью мысль. Трубит на всём скаку
На огненной заре ночь чёрная горниста
С тревогой губ, прижатых к мундштуку.

И бездне близок зов. И только шаг короче,
Да чётче стук копыт, да резче ветра свист.
С рыданием упасть в зыбь знойной чёрной ночи,
Мгновенно поняв всё, что протрубил горнист.

…А взгляд цепляется ещё за косогоры,
За черепицу крыш, за красные кресты.
Хоть смерть распёрла грудь, неотвратимы взоры
Молчащей и всегда сосущей пустоты.

Здесь всё уж решено. Но позднее сомненье
На душу хилую наложит свой запрет,
И ты, как Моисей, узрев освобожденье,
Поймёшь, что для тебя освобожденья нет.