Лев Лосев

превод: Иван Есенски

***
„Аз разбирам - ярем, гладория,
век след век - тирания и гнет,
но зад руския дух да се крия -
не! - громеше ме онзи поет. -
Тия там дъждовце и брезички,
селски гробища, сухи треви…” -
и поетът по стара привичка
тънки устни презрително сви.
После пак занарежда разпален:
„Не обичам запойните дни
и пиянския поплак разкаян,
в който кал достоевска вони,
тая водчица с гъбките сочни
и момичета, и греховце, -
после новият ден да започне
Блок с воднистите му стиховце;
тия бардове с копия тъпи
от картон и актьорския хрип,
после - ямбите ни плоскостъпи
и хореите с жалкия хлип;
и светините - толкоз детински,
че от тях глупостта е в захлас,
а реката от мъдър латински
все тече и тече покрай нас.
Тук сме цяла страна негодяи,
няма даже приличен клозет,” -
луд почти колкото Чаадаев,
свърши нашият гневен поет.
Но с изящната руска словесност
не изрече най-важното той
и закрачи към близката вечност,
де архангел тръбеше за бой.

——————————

***
“Понимаю - ярмо, голодуха,
тыщу лет демократии нет,
но худого российского духа
не терплю”, - говорил мне поэт,
“Эти дождички, эти березы,
эти охи по части могил”,-
и поэт с выраженьем угрозы
свои тонкие губы кривил.
И еще он сказал, распаляясь:
“Не люблю этих пьяных ночей,
покаянную искренность пьяниц,
достоевский надрыв стукачей,
эту водочку, эти грибочки,
этих девочек, эти грешки
и под утро заместо примочки
водянистые Блока стишки;
наших бардов картонные копья
и актерскую их хрипоту,
наших ямбов пустых плоскостопье
и хореев худых хромоту;
оскорбительны наши святыни,
все рассчитаны на дурака,
и живительной чистой латыни
мимо нас протекала река.
Вот уж правда - страна негодяев:
и клозета приличного нет”,-
сумасшедший, почти как Чаадаев,
так внезапно закончил поэт.
Но гибчайшею русскою речью
что-то главное он огибал
и глядел словно прямо в заречье,
где архангел с трубой погибал.