Галина Якунина

превод: Диана Павлова

* * *

Не страна побеждава страната –
във война победихме Войната.
На такава цена отвоювахме,
дето друга страна не е чувала.
И светът е спасен,
но с лъжи
не приплъзвай към нас, не лази.
Остави паметта ни на мира,
все едно – без това не разбираш
как така пред бедата дошла
сме единни – съдба и душа
и какво ни крепи в онзи час –
как Русия е с нас и след нас,
и с незримото, светлото множество
да изгубим Войната не можем…

* * *

Не страна победила страну –
Мы в войне победили Войну.
Победили такою ценой,
Что не снилось стране ни одной.
Мир спасëнный,
Оставь ложь и лесть
И не лезь ты нам в душу, не лезь.
Нашу боль, нашу память не трожь,
Не пытай: все одно не поймëшь,
Почему пред великой бедой
Мы едины душой и судьбой,
Почему рядом с нами в тот час
Вся Россия: до нас, после нас,
Вся незримая светлая рать…
Мы не можем Войне проиграть.

ГРАДСКАТА ЛУДА

Напълва април светлина съкровена
в тънки кленови пръсти със струни-лъчи.
И усмихната тръгвам – вечно срещу течението,
срещу вечно забързани и припрени очи.

Към безцветни лица боязливо надниквам
и вина ме застига – детинска почти.
Обясни на душата да мълчи, да не вика,
да забрави, че има криле и лети.

И се сливам с тълпата, но ме препъва
неизлъган от мен – така ми прилича –
неоткъсващ се поглед през стъклото, какъвто
имат старците, кучетата и дечицата ничии.

Лепнат облаци ниско – без милувка е пусто,
иска Обич светът и не ще да порасне.
И да стисна клепачи – слънце в циганска фуста
се разлива в очите в огньове негаснещи.

Ветрове с цяла мощ капаци изтръгват,
вливат глас във гласа ми и бързат: на път!
Вдигам свойте платна и с мечтите си тръгвам,
не останах добра, но дано ми простят.

Пръчка в локвата – върбова клонка цъфтяла –
мокро върбово коте – самичко, изпуснато.
Ще го взема на борда на свойто небе полудяло,
дето стълба априлски лъчи ми е спуснало.

ГОРОДСКАЯ СУМАСШЕДШАЯ

Наполняет апрель
Сокровенным свеченьем
Клëнов тонкие пальцы
На струнах лучей.
Улыбаясь, иду –
Вечно против теченья,
Против вечно спешащих
Навстречу людей.

К тусклым лицам
Глаза опускаю несмело,
Чувство детской вины
Настигает опять:
Как душе объяснить,
Чтоб молчала,
Не смела
Даже помнить о том,
Что умеет летать?

Я сливаюсь с толпой.
Но меня провожает
Не обманутый мною –
Иль чудится так? –
Окон взгляд неотрывный,
Таким он бывает
У ничейных детей,
Стариков и собак.

Льнут к земле облака –
Им тоскливо без ласки.
Мир желает Любви –
И не хочет взрослеть.
Даже веки сомкну –
Солнце юбкой цыганской
Ало бьется в глазах…
И костры – во всю степь.

И ветра – во всю мочь!
Ставни сорваны с петель,
Тайный голос окреп
И торопит: пора!
В мир моих парусов,
Моих песен неспетых –
Да простят меня все,
Кто хотел мне добра!

В луже – прутик
Расцветшей загубленной вербы,
Мокрый, словно котëнок,
Забытый, ничей.
С ним взойду я на борт
Сумасшедшего неба,
Что спустило мне трап
Из апрельских лучей.

ИКАР

Свърши и последното усилие –
сам на обгорената скала –
сянка на разпятие разстила се,
кръстът ми са немите крила.

Нямах избор никакъв по-лесен,
щом не бях на страстите владетел.
Грях ли е, че станаха ми тесни
и прегръдките на върховете?

Не дочух гнева на божествата
в своя сън. Но унеса прогонил,
теглят немите криле душата ми
с яростта на два превити клона.

Стиснат съм във смъртоносна хватка.
Като в огън, сам, Съдба, със тебе.
И оплакан вече в безвъзвратност,
ще прекрача към самия себе си.

Но неизмеримо по-щастлив съм,
нищо, че предрича ми тъгата –
щом пристъпя  т а м
в небето, живото,
няма да се върна на земята…

ИКАР

Позади последнее усилье –
Я один на выжженной скале.
А за мной крестом – немые крылья
И распятьем – тень их на земле.

Неподвластен жребию иному
И страстям своим не господин –
Грешен ли, что стали мне, земному,
Тесными объятия вершин?

Гнев богов был нем,
пока парил я
В дерзких снах.
Но лишь очнусь от грëз –
Душу рвут мои немые крылья
С яростью двух согнутых берëз.

Смертной мукой выбора охвачен,
Как в костер, смотря в глаза Судьбе,
Знал я: невозвратностью оплачен
Будет шаг мой к самому себе.

Знал – но никогда так счастлив не был,
Как сейчас, когда пророчит грусть,
Что, шагнув  т у д а,
В живое небо,
Я живым на землю не вернусь…

МОНОЛОГ НА КЛАДАТА

Не вие ще ме съдите, блюстители свещени.
Присъда обявена е и съм във ваша власт.
От висотата огнена хлапаци сте за мене,
от тези, дето чакат за милостиня-ласки.

Но всичко е решено… въздъхна вече огънят,
площадната заря е зейналата рана.
Възторгът ви безмълвен е моята тревога –
безгрешен като погледа на малки пиромани.

Ах, милият палач! На сън, а и наяве.
Не е жесток – о, не! Но любовта му пари.
Безсилните „защо” пече на огън бавен,
изтля викът в сърцето: най-рано то изгаря.

Но ми е жал за вас. В праха на книги умни
рецептите ги няма за точното мъчение,
което обезсилва нечутите ми думи,
гаси зова ми лунен, лицето озарено.

Да можехте да знаете в съда си безпогрешен,
че всяко обвинение на пепел ще направя.
От огъня въстанала, ще се усмихна: „Грешна съм!”
така, че и искрица тук няма да оставя.

Едва ще ме познаете, когато се въззема,
и спомняйки си всичко, притихна пред тълпата
и въпреки мълвата – не с мъст, а за спасение
отново ще обичам и жертвам светлината си.

Да, прави сте – грехът ми остава, непростим е.
И в Съдния ни ден – с печал една гореща –
ще кажа тихо: „Грешна съм: обичам и любима съм”,
щом чуя зад гърба си пак онзи възглас: „ВЕЩИЦА!”

МОНОЛОГ НА КОСТРЕ

Не вам судить меня,
Святейшие отцы.
Объявлен приговор,
Я в полной вашей власти.
Но с высоты костра
Вы для меня – юнцы
Из тех, что вечно ждут,
Как милостыни,
Ласки.

Все на одно лицо…
Уже вздохнул костëр,
Над площадью заря
Зияет рваной раной.
Последней мукой мне –
Безмолвный ваш восторг,
Безгрешный,
Словно взгляд
Мальчишки – пиромана.

Ах, милый мой палач!
Во сне и наяву
Он не жесток – о, нет!
Своей любовью страшен.
На медленном огне
Бессильных «почему»
Истлеет сердца крик:
Оно сгорает раньше.

Но я жалею – вас.
В пыли священных книг
Вам не найти рецепт
Той совершенной пытки,
Что уничтожит власть
Чуть слышных слов моих
И тела лунный зов,
И слабый свет улыбки.

Когда бы знали вы,
Свой тайный суд верша,
Что, в пепел обратив
Все ваши обвиненья,
Я, из огня восстав,
Так улыбнусь: «Грешна!» –
Что все костры Земли
Погаснут на мгновенье.

Вам не узнать меня,
Когда вернусь опять.
Когда я, вспомнив всë,
Замру перед толпою
И, вопреки молве,
Начну не мстить – спасать,
И буду вновь любить
И жертвовать собою.

Вы правы:  э т о т  грех
В веках не отмолю.
И даже в Судный день
С печалью заповедной
Ответствуя: «Грешна:
Любима и люблю»,
Услышу за спиной
Знакомый возглас:
«ВЕДЬМА!»

НЕЛЮБИМИ ДЕЦА

Нелюбими деца
като тревата в полето.
Нелюбими деца –
те така се стремят да пораснат!
И са много в света на големите –
там по-леко тъгата понася се,
но не бива да станеш сам възрастен:
тънко стръкче остава душата.

От тях израстват престъпници.
И – поети…

НЕЛЮБИМЫЕ ДЕТИ

Нелюбимые дети
Растут, словно в поле вьюнки.
Нелюбимые дети –
Они так торопятся вырасти!
В мире взрослом их много –
Там легче тоску свою вынести,
Но самим повзрослеть не дано:
Стебли душ остаются тонки.

Из них вырастают преступники.
И – поэты…

НОЩ С АНГЕЛА

Лунни петна по устата и пръстите плуват…
Ангел-хранител, как, бедни мой, ти тъгуваш.
Блещукаш едва и вежди кривиш уморено.
Прости ми, че нямам с какво да ти дам утешение.

Колко ли пъти пречупва крилете си нежни,
в тиня зловонна изрони перата си снежни.
Вечно и винаги тичаш по стъпките мои
даже и в ада, в свирепите ледни прибои.

Утре – нов ден, нов щурм, ново сражение.
Ще стоим и мълчим от безумна тълпа обкръжени.
Знаем със тебе отдавна и несъмнено:
звярът в човека е най-зъл от всички творения.

Ах, как свисти над душата камшикът нещавен!
Учат ни: да не жалим, да не се доверяваме,
да не топлим змии, да не храним вълчетата дребни –
с шепа отровните кладенци нямат изгребване.

Не плачи, ангел мой, и за нас слънце ще има.
Да не лъжем – е главното, да не мъстим.
Най-трудно е със сърцето да разбереш и простиш,
да не пуснеш обидата-птица, да я удържиш.

Да надмогнеш яда, към зората лице да извиеш.
Ти разбираш, приятелю, друг път нямаме ние.
…А над земята пак зимната хала назрява.
Спи, ангел мой, разсъмване наближава.

НОЧЬ С АНГЕЛОМ

Лунные блики
Скользят по устам и перстам…
Ангел-хранитель мой,
Как ты, бедняга, устал.
Светишься еле
И брови сдвигаешь, скорбя.
Милый, прости,
Мне ведь нечем утешить тебя.

Сколько ты раз
Свои нежные крылья ломал,
Снежные перья
В зловонные лужи ронял.
Что ты бросаешься
Вечно и всюду за мной
В самое пекло,
В свирепый накат ледяной?

Завтра опять -
новый день,
новый шторм,
новый бой.
Будем стоять
и молчать пред безумной толпой.
Мы-то давно
И доподлинно знаем с тобой:
Зверь в человеке
Страшней любой твари земной.

Ах, как свистит
Над душой сыромятная плеть!
Учат нас, учат:
Нельзя доверять и жалеть,
Аспидов греть
И матëрых волков приручать –
Горстью колодец отравленный
Не исчерпать.

Ангел, не плачь:
Будет солнце и в нашем дому.
Главное, друг мой,
Не лгать и не мстить никому.
Самое трудное –
Сердцем понять и простить,
Птицу-обиду
Сдержать, в белый свет не пустить.

Яд одолеть
И лицом повернуться на свет.
Ты понимаешь –
Другого пути у нас нет.
…А над землей
Снова зимняя зреет гроза.
Спи, ангел мой.
До рассвета – всего полчаса.