В БЯЛАТА НОЩ МЕСЕЦ ЯСЕН…
превод: Димитър Горсов
***
В бялата нощ месец ясен
грейна в чиста синева -
призрачен и тъй прекрасен
се огледа вдън Нева.
От въззети в сън ефирен
тайни мисли сладост пих.
Дар ли бе туй от всемирен
дух в добра шир с месец тих?
22 май 1901
—————————–
***
На К. М. С.
Шумяха гневно тъмни ниви
и пес квичеше с жален глас.
Мечтите й самолюбиви
през тази нощ измамих аз…
Пълзи в блатата шепот мрачен.
Пак бди зъл месец над света…
А там, в полето, някой плаче…
Навярно тя, навярно тя…
Сън нямам от това безумие.
Друг нека да я приюти -
надут и глуповат, и румен
палячо в дреха от мечти.
12 юни 1903
—————————–
***
Тя пееше с тъга невинна,
с копнеж за пролетните дни.
А аз прошепнах: „Знай, княгиньо,
за мен ще плачеш ти, помни.”
Но тя към мен протегна длани
и тихо рече: „Не. Прости.
Вземи си меча! В пътя бранен
с теб ще съм в моите мечти.
Иди! Иди! И млад и силен,
дълга изпълнил, се върни.
Аз ще те чакам тук, закриляна
от тия каменни стени.
В очите ми ще блика радост.
Над мене времето ще бди.
В рова, край верните огради,
ще спят прозрачните води.
Ще те посрещна, щом с достоен
дар пред дома ни свиден спреш.
Ти върху копието бойно
тук пролетта ще донесеш…”
Далеч останахте под мътен
свод: ти, възторгът, любовта…
Прости, княгиньо! Пуст е пътят.
По него диря пролетта.
Октомври 1906
—————————–
КЛЕОПАТРА
Паноптикумът е печален.
От три години трупа срам.
Тълпата тъмна и нахална
шуми… Царицата спи там.
Лежи в ковчега си прозрачен
ни мъртва, нито жива тя.
Одумките са многозначни,
таи се присмех скрит в речта…
А тя, тъй чужда на тълпата,
нехае сред бъбривостта.
Над восъчната гръд змията
спи в жалостива самота.
И аз, продажен и позорен,
с очи от сласт и синя глеч,
дойдох, но този профил морен
ме жегва с укор отдалеч.
Нима и аз без свян надничам?
Ако не бе от восък ти,
бих чул сред гмежа неприличен
как твоята уста шепти:
„Ликувате над мен, но в дните
когато на света живях,
аз бях царица на Египет,
а не труп восъчен и плах.”
„Царице, аз живях край тебе.
В Египет роб бях - тих и стар,
но тук ме възкреси друг жребий,
тук аз съм и поет и цар.
Ти с поглед, все тъй неспокоен,
в Рус Рим нима не разпозна?
Тук с Цезар аз съм равностоен
пред теб за всички времена.”
Мълчи тя… Но изпод затишието
долавям: трепва в миг едва
и сякаш под воала диша,
и чувам шепотни слова:
„Там аз изтръгвах злост, недъзи,
днес ще изтръгна - в тлен и прах -
от теб, поете пийнал, сълзи,
от проститутките ви - смях!”
16 декември 1907
—————————–
КРАЧКИТЕ НА КОМАНДОРА
На В. А. Зогерфрей
Скриват входа тежките завеси.
Зад стъклата - мрак разстлан.
Туй ли свободата ти донесе,
тръпнещ от страх Дон Жуан?
Хладна е и пищна тази спалня.
Спят слугите в глух покой.
Крясък на петел, от край печален
щастие вещае - тих е той…
Но какво е за блаженства странни
всеки миг живот в света?
Скръстила е Донна Анна длани,
сладък сън сънува тя.
В огледалото чий лик зловещо
с пъклен гняв е отразен?
Анна, Анна, свършва всяко нещо
в гроба тъмен и студен.
Пуст е, и безумен е животът!
Ти излез на битка, зла съдба!
В отговор - за обич! - неохотно
в снежните мъгли ехти тръба.
Цял в огньове през нощта прелита
черен, като сова зла, мотор.
Влиза, в къщи с крачки страховити
яростният Командор.
Ширват се разперените двери,
бие полунощен час:
„Ти нали ме каниш на вечеря?
Чакаш ли? Пристигам аз!”
Но не еква отговор. Навред е
тишина. До гроба чак!
В спалнята разсъмва неприветно.
Спят слугите, тегне мрак.
Утринният час е страшен, странен -
хлад и мътна бледнина.
Дево свята! Где си, Донна Анна?
Анна, Анна! - Тишина.
Само екнат през мъгли пространни
часовете с кобен глас:
„Донна Анна в твоя час ще стане,
в твоя смъртен час!”
Септември 1910 - 16 февруари 1912
***
Белой ночью месяц красный
Выплывает в синеве.
Бродит призрачно-прекрасный,
Отражается в Неве.
Мне провидится и снится
Исполненье тайных дум.
В вас ли доброе таится,
Красный месяц, тихий шум?..
22 мая 1901
—————————–
***
К. М. С.
Сердито волновались нивы
Собака выла. Ветер дул.
Ее восторг самолюбивый
Я в этот вечер обманул.
Угрюмо шепчется болото.
Взошла угрюмая луна.
Там в поле бродит, плачет кто-то.
Она! Наверное - она?
Она смутила сон мой странный -
Пусть приютит ее другой:
Надутый, глупый и румяный
Паяц в одежде голубой.
12 июня 1903 Bad Nauheim
—————————–
***
Так окрыленно, так напевно
Царевна пела о весне.
И я сказал: «Смотри, царевна,
Ты будешь плакать обо мне».
Но руки мне легли на плечи,
И прозвучало: «Нет. Прости.
Возьми свой меч. Готовься к сече.
Я сохраню тебя в пути.
Иди, иди, вернёшься молод
И долгу верен своему.
Я сохраню мой лёд и холод,
Замкнусь в хрустальном терему.
И будет радость в долгих взорах,
И тихо протекут года.
Вкруг замка будет вечный шорох,
Во рву - прозрачная вода…
Да, я готова к поздней встрече,
Навстречу руки протяну
Тебе, несущему из сечи
На острие копья - весну».
Даль опустила синий полог
Над замком, башней и тобой.
Прости, царевна. Путь мой долог.
Иду за огненной весной.
Октябрь 1906
—————————–
КЛЕОПАТРА
Открыт паноптикум печальный
Один, другой и третий год.
Толпою пьяной и нахальной
Спешим… В гробу царица ждет.
Она лежит в гробу стеклянном,
И не мертва и не жива,
А люди шепчут неустанно
О ней бесстыдные слова.
Она раскинулась лениво -
Навек забыть, навек уснуть…
Змея легко, неторопливо
Ей жалит восковую грудь…
Я сам, позорный и продажный,
С кругами синими у глаз,
Пришел взглянуть на профиль важный,
На воск, открытый напоказ…
Тебя рассматривает каждый,
Но, если б гроб твой не был пуст,
Я услыхал бы не однажды
Надменный вздох истлевших уст:
“Кадите мне. Цветы рассыпьте.
Я в незапамятных веках
Была царицею в Египте.
Теперь - я воск. Я тлен. Я прах”. -
“Царица! Я пленен тобою!
Я был в Египте лишь рабом,
А ныне суждено судьбою
Мне быть поэтом и царем!
Ты видишь ли теперь из гроба,
Что Русь, как Рим, пьяна тобой?
Что я и Цезарь - будем оба
В веках равны перед судьбой?”
Замолк. Смотрю. Она не слышит.
Но грудь колышется едва
И за прозрачной тканью дышит…
И слышу тихие слова:
“Тогда я исторгала грозы.
Теперь исторгну жгучей всех
У пьяного поэта - слезы,
У пьяной проститутки - смех”.
16 декабря 1907
—————————–
ШАГИ КОМАНДОРА
В. А. Зоргенфрею
Тяжкий, плотный занавес у входа,
За ночным окном - туман.
Что теперь твоя постылая свобода,
Страх познавший Дон-Жуан?
Холодно и пусто в пышной спальне,
Слуги спят, и ночь глуха.
Из страны блаженной, незнакомой, дальней
Слышно пенье петуха.
Что изменнику блаженства звуки?
Миги жизни сочтены.
Донна Анна спит, скрестив на сердце руки,
Донна Анна видит сны…
Чьи черты жестокие застыли,
В зеркалах отражены?
Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?
Сладко ль видеть неземные сны?
Жизнь пуста, безумна и бездонна!
Выходи на битву, старый рок!
И в ответ - победно и влюбленно -
В снежной мгле поет рожок…
Пролетает, брызнув в ночь огнями,
Черный, тихий, как сова, мотор,
Тихими, тяжелыми шагами
В дом вступает Командор…
Настежь дверь. Из непомерной стужи,
Словно хриплый бой ночных часов -
Бой часов: “Ты звал меня на ужин.
Я пришел. А ты готов?..”
На вопрос жестокий нет ответа,
Нет ответа - тишина.
В пышной спальне страшно в час рассвета,
Слуги спят, и ночь бледна.
В час рассвета холодно и странно,
В час рассвета - ночь мутна.
Дева Света! Где ты, донна Анна?
Анна! Анна! - Тишина.
Только в грозном утреннем тумане
Бьют часы в последний раз:
Донна Анна в смертный час твой встанет.
Анна встанет в смертный час.
Сентябрь 1910 - 16 февраля 1912
