ТАМ ДВОЙНИКЪТ МИ – МРАМОР БЯЛ…
превод: Димитър Горсов
***
Там двойникът ми - мрамор бял,
под стар клен в парка ме повтаря.
На струи езерни отдал
лика си, в шум зелен изгаря…
Отмиват светли дъждове
скръбта от черната му рана.
Спри, мраморе, да ме зовеш! -
от теб по-ледена ще стана.
1911
—————————–
***
На Александър Блок
Гостенка съм на поета..
Пладне е. И е неделя.
В стаята е светло, тихо,
а навън е остър мраз.
С цвят малинов свети слънце
зад махнат и синкав дим.
Домакинът мълчаливо
с ясен поглед в мен е взрян.
Има той очи такива,
че ги би запомнил всеки.
По-добре е да внимавам
и да не поглеждам в тях.
Тъй ще помня аз беседата,
пладнето сред дим, неделята,
на Нева вратите морски
и високия сив дом.
1914
—————————–
***
Тече реката бляскава и синя.
Домът ни на сух хълм е извисен.
А ние, като при Екатерина,
за плод молебен правим всеки ден
В раздяла преживял две пълнолуния
през златни ниви бърза гост при нас.
Ръка на баба в гостната целуне ли,
по стълбата с мен ще гори от страст.
Лятото 1917
—————————–
***
Пак е двайсти. Среднощ. Понеделник.
Вън контурът е градски, суров.
Казал някога някой безделник,
че в света съществува любов
И от леност ли или от мъка
всички вече живеят така:
дирят близост, дочакват разлъка,
пеят песни за обич, с тъга.
Ала има изгаряща тайна,
вплита тя в едно чест и лъжа.
Налетях аз на нея случайно.
И съм в смут… Сякаш болна лежа.
1917
Петербург
—————————–
***
Жадно питах кукувичката
колко ще съм жива тук.
Трепна сънена елхичка,
паднал лъч отрони звук…
Но не чух глас от гората!…
Крача към дома.
Гали челото ми вятърът…
А съм тъй сама!
1 юни 1919
Царско Село
—————————–
***
Там, от прага бял на Рая
вярност пак ми завеща
и ме изостави в тая
благостност и нищета.
И щом чисто е небето,
гледа, махайки с крила,
как тук с болка на сърцето
хляба с просека деля.
А щом червенее залезът
в кърви, като в бой суров,
слуша как с молитва славя
Бог и нашата любов.
Юли 1921
—————————–
***
Тук е северният бряг. Тук свършват
славните ни битки и беди.
Но не знам от горест ли прекършен
плачеш над коляното ми ти.
Не са нужни мерзки и покорни
клетници и роби в край такъв.
Само с милият - суров и непреклонен -
бих делила аз и хляб, и кръв!
1922
—————————–
МУЗА
Среднощ я чакам и на косъм сякаш
животът ми безжалостно виси.
Какво са слава, свобода и щастие
пред свирката й, с писъкът красив?
И влиза… С бял плащ… И тъй хищно млада!..
Смразява с поглед… И почти без глас
я питам: „А на Данте „Ада”
ти ли го диктува?” Казва: „Аз!”.
1924
—————————–
РАЗПЯТИЕ
Тръшкала се Магдалина и ридала.
Ученикът, вкаменен, мълчал.
Но натам, където майката стояла,
никой да погледне не посмял.
1940
—————————–
КЛЕОПАТРА
Александрийские чертоги
покрыла сладостная тень.
Пушкин
Тя вече целуна Антоний по мъртвите устни,
и сълзи в молби пред нозете на Август проля…
А бягат слугите - над римски орли ще се спусне
нощта вън - сред кърви и задух, и тежка мъгла.
И влиза последният… И от вида й божествен
замаян - тъй снажен, и силен! - смутен зашептя:
„ Робиня… ще стенеш в триумфа му… в марша тържествен…”
Но шия на лебед извила, мълчи гордо тя.
А утре децата й меч ще посича… Какво й остава
в света груб, освен като в злостна шега,
змията безжалостна - знак на последна забрава -
да сложи на смуглата гръд с равнодушна ръка.
1940
—————————–
ВЪРБА
И дряхлый пук дерев.
Пушкин
Израснах аз сред пъстри чудеса,
на моя век сред детската прохлада,
но не човешки глас ми бе отрада -
на вятъра разбирах аз гласа!
И весело дружах с копривата перната,
и решех сребърната грива на върбата,
и тя честита и красива с мен живя,
и с вейки, от покруси изтънели,
безсъниците ми със сънища посели…
И ми е странно, че я надживях…
Сега там пън стърчи… Над гнили корени
безгрижно младите върбички се тълпят.
И аз под същите, под нашите простори…
мълча… А сякаш че погребвам брат.
1940
—————————–
В ЧЕТИРИДЕСЕТА ГОДИНА
1.
Когато погребват епоха
надгробен псалом не звучи.
С коприва и тръни - жестока! -
забравата вече слухти.
И само гробарите бързат,
нариват пръстта и сумтят.
В такова безмълвие дръзваш
да чуеш как дните летят…
Но утре тя пак ще изплава,
и труп ще е в буйна река -
там майка си син ще предава
а внукът ще чезне в тъга.
И свела глава, унизената
луна в свода гол ще мълчи…
Дори и в Париж, след промените,
покоят на всички горчи.
2.
Двайсет и четвъртата драма на Шекспир
времето пише с безсмъртна ръка.
Ние - герои в пир грозен - по вещо
от Хамлет и Цезар, и Лир, в миг зловещ,
ще я четем над оловна река;
по-добре днес до смъртта Жулиета
с песни и факли да придружим;
по-добре в Макбет загледани, вместо
в наемен убиец… О, не това, не това,
не това, не това - то е нечестно!…
Как при такъв ужас ще издържим?
1940
—————————–
МУЗИКА
Д. Д. Ш.
Знам: в нея чудотворство се таи,
което в края чак се разклонява.
Тя с нежна ласка ми се довери
щом другите от страх ме изоставиха.
А щом последният склони очи,
тя слезе в гроба с мен, за да сме двете.
И чувам: горе бурята ечи,
а тук с мен разговаря всяко цвете.
1958
—————————–
Из „ТАЙНИТЕ НА ЗАНАЯТА”
8. ЗА СТИХОВЕТЕ
На Владимир Нарбут
Това е извлек от безсъници,
това е крив нагар от свещ,
това е сто камбани звъннали
и ранен утринен ехтеж;
това е лъч по черчевето
в звън на черниговска луна,
това е мед с дъха на мента
и зной, и мрак, и тишина.
1940 - 1960
—————————–
ИЗ „СРЕДНОЩНИ СТИХОВЕ”
3. В ЗАДОГЛЕДАЛИЕТО
O guae beatam, Diva, tanes Cyprum
еt Memphin…
Hor
Красива като ден е тя,
но не от нашето столетие.
И все не сме сами - бди трета.
За миг не ни оставя тя.
Креслото й предвижваш ти,
цветята с нея аз поделям
и всеки миг е безпределен,
и ужасът към нас лети.
И сме в затвор уж, а сме вън,
и всичко помежду си знаем.
Въртим, но в адски кръг безкраен.
И все сме част от нечий сън.
Комарово
5 юли, 1963 г.
6. НОЩЕН ГОСТ
Все ушли, и никто не вернулся.
Не под листопад върху асфалта
ще ме чакаш в мрак,
с теб в адажиото на Вивалди
ще се срещнем пак.
Свещи светлините си ще смесят
в здрача мълчешком,
без цигулката да знае откъде си
влязъл в моя дом.
С мъртви тонове и пориви смълчани
слял се на часа,
ще усетиш в тънките ми длани
стари чудеса.
И тогава твоят смут съдбовен,
слят с беди безброй,
ще те отведе по път гробовен
в ледния прибой.
Комарово
10-13 септември 1963
***
…А там мой мраморный двойник,
Поверженный под старым кленом,
Озерным водам отдал лик,
Внимает шорохам зеленым.
И моют светлые дожди
Его запекшуюся рану…
Холодый, белый, подожди,
Я тоже мраморною стану.
1911
—————————–
***
Александру Блоку
Я пришла к поэту в гости.
Ровно полдень. Воскресенье.
Тихо в комнате просторной,
А за окнами мороз.
И малиновое солнце
Над лохматым сизым дымом…
Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня.
У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен,
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.
Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье,
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.
Январь 1914
—————————–
***
Течет река неспешно по долине,
Многооконный на пригорке дом.
А мы живем, как при Екатерине:
Молебны служим, урожая ждем.
Перенеся двухдневную разлуку,
К нам едет гость вдоль нивы золотой,
Целует бабушке в гостиной руку
И губы мне на лестнице крутой.
Лето 1917, Слепнево
—————————–
***
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.
1917
—————————–
***
Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу…
Сосен дрогнули верхушки.
Желтый луч упал в траву.
Но ни звука в чаще свежей…
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой.
1 июня 1919, Царское Село
—————————–
***
На пороге белом рая,
Оглянувшись, крикнул: жду,
Завещал мне, умирая,
Благостность и нищету.
И когда прозрачно небо,
Видит, крыльями звеня,
Как делюсь я коркой хлеба
С тем, кто просит у меня.
А когда, как после битвы,
Облака плывут в крови,
Слышит он мои молитвы,
И слова моей любви.
1921
—————————–
***
Вот и берег северного моря,
Вот граница наших бед и слав, -
Не пойму, от счастья или горя
Плачешь ты, к моим ногам припав.
Мне не надо больше обреченных -
Пленников, заложников, рабов,
Только с милым мне и непреклонным
Буду я делить и хлеб и кров.
1922
—————————–
МУЗА
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: “Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?” Отвечает: “Я”.
1924
—————————–
РАСПЯТИЕ
Магдалина билась и рыдала.
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
1940, Фонтанный Дом
—————————–
КЛЕОПАТРА
Александрийские чертоги
Покрыла сладостная тень.
Пушкин
Уже целовала Антония мертвые губы,
Уже на коленях пред Августом слезы лила…
И предали слуги. Грохочут победные трубы
Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла.
И входит последний плененный ее красотою,
Высокий и статный, и шепчет в смятении он:
«Тебя - как рабыню… в триумфе пошлет пред собою…»
Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.
А завтра детей закуют. О, как мало осталось
Ей дела на свете - еще с мужиком пошутить
И черную змейку, как будто прощальную жалость,
На смуглую грудь равнодушной рукой положить.
7 февраля 1940, Фонтанный Дом
—————————–
ИВА
И дряхлый пук дерев.
Пушкин
А я росла в узорной тишине,
В прохладной детской молодого века.
И не был мил мне голос человека,
А голос ветра был понятен мне.
Я лопухи любила и крапиву,
Но больше всех серебряную иву.
И, благодарная, она жила
Со мной всю жизнь, плакучими ветвями
Бессонницу овеивала снами.
И - странно!- я ее пережила.
Там пень торчит, чужими голосами
Другие ивы что-то говорят
Под нашими, под теми небесами.
И я молчу… Как будто умер брат.
18 января 1940, Ленинград
—————————–
В СОРОКОВОМ ГОДУ
1. Август 1940
То град твой, Юлиан!
Вяч. Иванов
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
И только могильщики лихо
Работают. Дело не ждет!
И тихо, так, Господи, тихо,
Что слышно, как время идет.
А после она выплывает,
Как труп на весенней реке,-
Но матери сын не узнает,
И внук отвернется в тоске.
И клонятся головы ниже,
Как маятник, ходит луна.
Так вот - над погибшим Парижем
Такая теперь тишина.
5 августа 1940
Шереметевский Дом
2. Лондонцам
И сделалась война на небе.
Апок.
Двадцать четвертую драму Шекспира
Пишет время бесстрастной рукой.
Сами участники чумного пира,
Лучше мы Гамлета, Цезаря, Лира
Будем читать над свинцовой рекой;
Лучше сегодня голубку Джульетту
С пеньем и факелом в гроб провожать,
Лучше заглядывать в окна к Макбету,
Вместе с наемным убийцей дрожать, -
Только не эту, не эту, не эту,
Эту уже мы не в силах читать!
1940
—————————–
МУЗЫКА
Д. Д. Ш.
В ней что-то чудотворное горит,
И на глазах ее края гранятся.
Она одна со мною говорит,
Когда другие подойти боятся.
Когда последний друг отвел глаза,
Она была со мной одна в могиле
И пела словно первая гроза
Иль будто все цветы заговорили.
1958
—————————–
ТАЙНЫ РЕМЕСЛА
8. Про стихи
Владимиру Нарбуту
Это - выжимки бессонниц,
Это - свеч кривых нагар,
Это - сотен белых звонниц
Первый утренний удар…
Это - теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это - пчелы, это - донник,
Это - пыль, и мрак, и зной.
1936-1960
—————————–
ПОЛНОЧНЫЕ СТИХИ
3.
В Зазеркалье
O quae beatam, Diva, tenes Cyprur
et Memphin…
Hor.
Красотка очень молода,
Но не из нашего столетья,
Вдвоем нам не бывать - та, третья,
Нас не оставит никогда.
Ты подвигаешь кресло ей,
Я щедро с ней делюсь цветами…
Что делаем - не знаем сами,
Но с каждым мигом нам страшней.
Как вышедшие из тюрьмы,
Мы что-то знаем друг о друге
Ужасное. Мы в адском круге,
А может, это и не мы.
5 июля 1963
Комарово
6.
Ночное посещение
Все ушли и никто не вернулся.
Не на листопадном асфальте
Будешь ты долго ждать.
Мы с тобой в Адажио Вивальди
Встретимся опять.
Снова свечи станут тускло-желты
И закляты сном,
Но смычок не спросит, как вошел ты
В мой полночный дом.
Протекут в немом смертельном тоне
Эти полчаса,
Прочитаешь на мой ладони
Те же чудеса.
И тогда тебя твоя тревога,
Ставшая судьбой,
Уведет от моего порога
В ледяной прибой.
10-13 сентября 1963
Комарово
