Николай Таруски

превод: Красимир Георгиев

СТАРИЦАТА

Старост, сякаш Рубльовска икона,
сняг и ябълки нови пристигат,
край старици и ниски балкони,
топли къщички и пощальони,
обикалящи в стари талиги.

Там, в простора на селската къща -
няма друг. Само бабата броди.
Също тъй слама стеле се в пруста,
липов мирис я щедро обгръща,
все тъй сутрин старицата ходи.

Тя с чадъра си черен остава.
Шалът вечен. Бонето с мъниста.
Старост - но поколение здраво:
само тъмна, по-сухичка става,
само пръсти иглата не стискат.

Свят на старци! Ний с гордо презрение
не питаем старинните вещи.
Днес са други сред нас поколения,
днес се вихрят борби и съмнения
в бурна жажда за ласки човешки.

1929 г.

——————————

БАБУШКА

Ты стареешь Рублевской иконой,
Край серебряных яблонь и снега,
Край старушек и низких балконов,
Теплых домиков и почтальонов,
Разъезжающих в тряских телегах.

Там, в просторе уездного дома -
Никого. Только бабушка бродит.
Так же выстланы сени соломой,
Тот же липовый запах знакомый,
Так же бабушка к утрене ходит.

С черным зонтиком - даже в погоду.
Зонтик. Тальма. Стеклярус наколки.
Хоть за семьдесят, - крепкого роду:
Только суше, темней год от году,
Только пальцы не держат иголки.

Мир - старушкам! Мы с гордым презреньем
Не глядим на старинные вещи.
В наши годы других поколений,
В наши годы борьбы и сомнений
Жадны мы до любви человечьей.

1929 г.