Владимир Лившиц

превод: Веселин Ханчев

БАЛАДА ЗА СУХИЯ ЗАЛЪК

(Ленинград. Зимата
1941 - 1942)

По безлюдните улици,
сред фъртуната дива,
като призрак се носеше
тритонка гръмлива.
Под брезента,
скован от студения вятър,
скъпоценни товари
лежаха в колата.
Ням, премръзнал,
шофьорът бе в свойта кабина.
Той към фронта откарваше
хляб и сланина,
и консерви, и водка,
и махорка в пакети,
и ругаеше той
студовете проклети.

Лейтенант - редом с него.
Нос прикрил в ръкавица.
Той бе слаб.
Той приличаше на гладуваща птица.

Той не виждаше вече
ни шофьор, ни полета.
Сякаш бе камионът
на друга планета.
В миг насреща,
в лъчите трептящи на фара,
дом из мрака прекрачи,
разкривен от пожара,
а валеше снегът
сито, бавно, богато,
като бяло брашно
над земята отсято…

- Стой! - каза лейтенанта.
- Спри колата, шофьоре!
Аз все пак съм оттука.
Ще изтичам догоре.
И натисна шофьорът
педала железен,
и в кабината вятър
пронизващ навлезе.

И влетя лейтенантът.
Стъпалата - познати.
И синчето се впи
в коленете на тати.
Ребърца на врабче…
А устенцата - сини…
Сгушен в шубката старец
на седем години…

- Как живееш, хлапак? -
лейтенантът попита.
И извади из джеба
свойта дажбица скрита.
И подаде му сухия залък:
- Изяж го!
И прекрачи навътре,
и смъкна фуражка.

Там той зърна ръка -
тъй немощна, тъй бяла.
И жена си видя
подир дълга раздяла,,
там, плача си сдържал,
милва сухите плещи
и се вглежда в очите й -
гаснещи свещи.

Но бащата не знаеше
какъв син има вкъщи.
Той бе истински мъж.
Той бе бащичко също.
И преди да настане
часът за раздяла,
той на майка си даде
коравия залък.

И когато пак седна
в колата войника
- Завърни се! -
след него сина му извика…

А снегът пак се сипеше
сито, богато,
като бяло брашно
над земята отсято…

Дълъг път зад колата
се виеше проснат.
И с ракети
небесният свод бе обсипан.
Онзи, същият залък -
корав, недокоснат -
в онзи същия джеб
лейтенантът напипа.

Защото жена му
не бе станала друга
и коравият залък
бе върнала в мрака,
защото тя беше
достойна съпруга -
умееше тя да обича,
да чака.

По мостове гърбати
летеше колата.
Лейтенантът се вслушваше
мълком в стрелбата
и снегът той винеше
за сълзите свои,
защото бе мъж
и защото бе воин.

1942

——————————

БАЛЛАДА О ЧЕРСТВОМ КУСКЕ

По безлюдным проспектам
Оглушительно-звонко
Громыхала
На дьявольской смеси
Трехтонка.
Леденистый брезент
Прикрывал ее кузов -
Драгоценные тонны
Замечательных грузов.

Молчаливый водитель,
Примерзший к баранке,
Вез на фронт концентраты,
Хлеба вез он буханки,
Вез он сало и масло,
Вез консервы и водку,
И махорку он вез,
Проклиная погодку.

Рядом с ним лейтенант
Прятал нос в рукавицу.
Был он худ,
Был похож на голодную птицу.
И казалось ему,
Что водителя нету,
Что забрел грузовик
На другую планету.

Вдруг навстречу лучам -
Синим, трепетным фарам -
Дом из мрака шагнул,
Покорежен пожаром.
А сквозь эти лучи
Снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука, -
Плавно, медленно, сыто…

- Стоп! - сказал лейтенант. -
Погодите, водитель.
Я,- сказал лейтенант,-
Здешний все-таки житель. -
И шофер осадил
Перед домом машину,
И пронзительный ветер
Ворвался в кабину.

И взбежал лейтенант
По знакомым ступеням.
И вошел…
И сынишка прижался к коленям.
Воробьиные ребрышки…
Бледные губки…
Старичок семилетний
В потрепанной шубке.

- Как живешь, мальчуган?
Отвечай без обмана!.. -
И достал лейтенант
Свой паек из кармана.
Хлеба черствый кусок
Дал он сыну: - Пожуй-ка, -
И шагнул он туда,
Где дымила буржуйка.

Там, поверх одеяла -
Распухшие руки.
Там жену он увидел
После долгой разлуки.
Там, боясь разрыдаться,
Взял за бедные плечи
И в глаза заглянул,
Что мерцали, как свечи.

Но не знал лейтенант
Семилетнего сына:
Был мальчишка в отца -
Настоящий мужчина!
И когда замигал
Догоревший огарок,
Маме в руку вложил он
Отцовский подарок.

А когда лейтенант
Вновь садился в трехтонку,
- Приезжай! -
Закричал ему мальчик вдогонку.
И опять сквозь лучи
Снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука, -
Плавно, медленно, сыто…

Грузовик отмахал уже
Многие версты.
Освещали ракеты
Неба черного купол.
Тот же самый кусок -
Ненадкушенный,
Черствый -
Лейтенант
В том же самом кармане
Нащупал.

Потому что жена
Не могла быть иною
И кусок этот снова
Ему подложила.
Потому, что была
Настоящей женою,
Потому, что ждала,
Потому, что любила.

1942
Ленинград