Борис Чичибабин

превод: Красимир Георгиев

СВАЛИ ОТ МЕН УМОРА, МАЙКО СМЪРТ

Свали от мен умора, майко Смърт.
Не моля за награда за труда си,
но хлад и дрямка изпрати некъси
на мойто тяло, дълго като прът.

Тъй уморен съм! Плача за покой.
Едва три часа нощем за утеха
пристига сън, томителен и крехък,
желание за смърт ми носи той.

Аз книгата на злото не чета,
а книгата на благото прелистих.
О, майко Смърт, умората изчиствай,
завий в премяна слаба голота.

Обледени челото и гръдта,
да си отдъхна светло, непробудно.
Тъй уморен съм! Бе ми много трудно
от раждането ми до вечерта.

Аз вярвах на духа с безумна стръв,
аз Бога виках - и се срещах с ада,
а тялото в конвулсии изпада
и от носа ми нощем руйва кръв.

И само в стиховете търся твърд,
обаче колко бъдеще ще случат?
Тъй уморен съм! Като роб и куче.
Свали от мен умора, майко Смърт!

1966 г.

—————————–

ПЛАЧ ЗА ИЗГУБЕНАТА РОДИНА

Съдбата не виниш, сломен:
„Къде са дълг и чест!”
Което бе родина с мен,
това го няма днес.

Аз плача не за нея, там
в безхрамово било
наречена от съдник ням
империя на зло,

а за вековен отглас наш,
снежил в душите свод,
за чийто хоризонт градящ
отдавахме живот.

От студ към адска жар бе то
душата гола в плен:
живях с родината - защо
от нея бях лишен?

Кой дявол дните ни върти
и съблазни страна?
Пространства родни съкрати
и горди времена.

Тя тайно мигом в мрачен ден
изчезна като дим
и не можахме с нея в плен
дори да се простим.

Че вече няма я, влетя
съмнението, но
родината е майка - тя
и ние сме едно…

В снега й смееше се смърт,
с коса на рамо пак,
ломила нефт и руда в твърд,
поила ни с първак.

Осъждаха я млад и стар,
и бард, и княз, и враг,
проклинаха, но сяха жар:
без нея няма как.

Кълнящият не беше сляп,
в душа вината впи
и яде украински хляб,
молдовско вино пи.

Тя ме осмиваше сама,
но - любовта си знай -
аз се завръщах у дома
след всеки неин край.

И с близки мисли бяха в сглоб
Баку и Ереван,
където поверявах лоб
сред дебри и тамян.

Просторния и топъл бряг
заля пиян погром…
Сега съм кръгъл аз сирак -
без майка и без дом.

От век на век, от род на род
венци и племена
събрал бе Бог в един народ,
но божи враг вилня.

Деца на чужда сме вина
в гръмовен век безлик
и тоз народ, и таз страна
изчезнаха за миг.

Космическият огън в нас
умря. Без взор и слух
ний пропиляхме свойта власт
и поругахме дух.

Потъват в бездна висоти
и Божата дъга…
Родил си се в родина ти,
изчезнала сега.

1992 г.

СНИМИ С МЕНЯ УСТАЛОСТЬ, МАТЕРЬ СМЕРТЬ…

Сними с меня усталость, матерь Смерть.
Я не прошу награды за работу,
Но ниспошли осту;ду и дремо;ту
На моё тело, длинное как жердь.

Я так устал. Мне стало всё равно.
Ко мне всего на три часа из суток
Приходит сон, томителен и чу;ток,
И в сон желанье смерти вселено.

Мне книгу зла читать невмоготу,
А книга блага вся перелисталась.
О, матерь Смерть, сними с меня усталость,
Покрой рядно;м худую наготу.

На лоб и грудь дохни своим ледком,
Дай отдохнуть светло и безпробудно.
Я так устал. Мне сроду было трудно,
Что все;м другим привычно и легко.

Я верил в дух, безумен и упрям,
Я Бога звал и видел ад воочью -
И рвётся тело в судорогах ночью,
И кровь из носу хлещет по утрам.

Одним стихам вовек не потускнеть,
Да сколько их останется, однако.
Я так устал, как раб или собака,
Сними с меня усталость, матерь Смерть.

1966 г.

—————————–

ПЛАЧ ПО УТРАЧЕННОЙ РОДИНЕ

Судьбе не крикнешь: „Чур-чура,
не мне держать ответ!”
Что было родиной вчера,
того сегодня нет.

Я плачу в мире не о той,
которую не зря
назвали, споря с немотой,
империею зла,

но о другой, стовековой,
чей звон в душе снежист,
всегда грядущей, за кого
мы отдавали жизнь.

С мороза душу в адский жар
впихнули голышом:
я с родины не уезжал -
за что ж ее лишен?

Какой нас дьявол ввел в соблазн
и мы-то кто при нем?
Но в мире нет ее пространств
и нет ее времен.

Исчезла вдруг с лица земли
тайком в один из дней,
а мы, как надо, не смогли
и попрощаться с ней.

Что больше нет ее, понять
живому не дано:
ведь родина - она как мать,
она и мы - одно…

В ее снегах смеялась смерть
с косою за плечом
и, отобрав руду и нефть,
поила первачом.

Ее судили стар и мал,
и барды, и князья,
но, проклиная, каждый знал,
что без нее нельзя.

И тот, кто клял, душою креп
и прозревал вину,
и рад был украинский хлеб
молдавскому вину.

Она глумилась надо мной,
но, как вела любовь,
я приезжал к себе домой
в ее конец любой.

В ней были думами близки
Баку и Ереван,
где я вверял свои виски
пахучим деревам.

Ее просторов широта
была спиртов пьяней…
Теперь я круглый сирота -
по маме и по ней.

Из века в век, из рода в род
венцы ее племен
Бог собирал в один народ,
но божий враг силен.

И, чьи мы дочки и сыны
во тьме глухих годин,
того народа, той страны
не стало в миг один.

При нас космический костер
беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
проматерили дух.

К нам обернулась бездной высь,
и меркнет Божий свет…
Мы в той отчизне родились,
которой больше нет.

1992 г.