СТИХОВЕ
превод: Христо Радевски
ИЗ „ЧЕТИРИДЕСЕТОУСТ”
Видели ли сте
как в степите ширни лети,
как се крий на мъглите в мрака,
как с ноздри железни хрипти,
с чугунни лапи влакът?
А след него
по избликналата трева,
като на празник в гонитба дива,
крака размятало, с горда глава
скача жребчето червеногриво?
Мило, миличко, смешен глупак,
но къде, но къде се сили?
Та нима не знае, че конския бяг
днес стоманната конница е победила?
Та нима не знае, че в полята пустинни
не ще се върне пак векът,
когато чифт степни рускини
за един кон давал печенегът?
Но съдбата на машинния скриптеж разтревожи
днес покоя ни див
и за хиляда кила конски кожи
закупуват един локомотив.
…………………………….
1920
—————————–
БАЛАДА ЗА ДВАДЕСЕТ И ШЕСТТЕ
С обич
на прекрасния художник
Г. Якулов
Пей песен, поете,
пей.
Басмата небесна
така се синей.
И морето клокоти
песен.
Те бяха
26.
26 те бяха.
26.
Гробовете им пясък
не скрива до днес.
И ще помним
разстрела из зверски
на 207-та
верста.
Зад морето
мъгла е на стан.
Виж, из пясъка стана
Шаумян.
Над пустинята костен
звук.
50 ръце още
са тук.
Излизат сред прах
и плесен.
26 те бяха,
26.
Кой с пронизана гръд,
кой куц.
„Ще отидем -
казват - в Баку -
та да видим
дорде тъмней,
как Азърбайджан живей.”
…………………………..
………………………….
Нощта като пъпеш
търкаля луната.
Морето в брега
бий вълна след вълната.
Ей в такава нощ,
като ад,
ги застреля
английски отряд.
Комунизмът -
знаме на вси свободи.
Ураганно народът
надигна гърди.
Връз империята -
на крак
и пролетариат,
и селяк.
Там, в Русия,
дворянският бич
беше строгият татко
Илич.
А тука на Изток
тез
бяха
26.
Разбира се, помнят
мнозина
18-а, нещастната
година.
Тогаз буржоазната
сган
обстрелва
Азърбайджан.
По Комуната -
удар без жал.
И Комуната
не издържа,
но най-тежка бе страшната
вест
за убитите
26.
В пясъка - кипнал
восък -
ги свързаха
зад Красноводск.
И кой с сабля,
кой с изстрел зъл,
повалиха ги
в пясъка жълт.
26 те бяха.
26.
Гробовете им пясък
не скрива до днес.
И ще помним
разстрела из зверски
на 207-та
верста.
Зад морето
мъгла е на стан.
Виж, из пясъка стана
Шаумян.
Над пустинята костен
звук.
50 ръце още
са тук.
Излизат сред прах
и плесен.
26 те бяха,
26.
……………..
Нощта е по-бледна
сякаш.
Над Баку
26 сенки.
Те са тези
26.
И за тях - нашта болка
и песен.
То не вятър шуми,
ни тъма.
Чуй, говори сами
Шаумян:
„Джипаридзе,
или съм сляп,
погледни:
у работника хляб.
Нефт клокоти в земната
гръд.
Влак след влак. Параходи
сноват.
И на всичките тях
навсегда
е червената наша
звезда.
Джипаридзе отвръща:
Знам.
Новината приятна е
нам.
Значи, здраво работния
клас
държи в свойте ръце
Кавказ.
Нощта като пъпеш
търкаля луната.
Морето в брега
бий вълна след вълната.
Ей в такава нощ,
като ад,
ги застреля
английски отряд.
Комунизмът -
знаме на вси свободи.
Ураганно народът
надигна гърди.
Връз империята -
на крак
и пролетариат,
и селяк.
Там, в Русия,
дворянският бич
беше строгият татко
Илич.
А тука, на Изток
тез -
26 те бяха,
26.
………….
А небето все синей
и синей.
И на сенките говорът
немей.
Кой в глава застрелян,
кой в гръд.
Към Ахч-Куйма
е обратният път…
Пей песен, поете,
пей.
Басмата небесна
така се синей…
И морето клокоти
песен.
26 те бяха.
26.
1924
—————————–
КАПИТАНЪТ НА ЗЕМЯТА
Не е до днес
земята никой водил
и никой
мойта песен не е пял.
Единствен той,
ръка напред прострял,
каза - едно са
всичките народи.
Не блазнят мене
химни за юнака,
не съм в кръвокипеж
аз цял.
Щастлив съм,
че през времето на мрака
съм чувствал с него,
дишал
и живял.
Не само ний -
нам всичко
тъй е близко -
и слоновете
ще се удивят
как скромното момченце
от Симбирск е
на своята страна
кормчия твърд.
След вълнорев
той в своята разчистка,
едва суров
и нежно мил,
е много мислил
по марксистки,
съвсем по ленински
творил.
Не!
Туй не е разбой на Разин!
Не пугачовски
бунт и трон!
Не беше той
палач омразен,
а върши
людския закон.
Той с разума си,
с храброст упорита
държа кормилото
с напрегнат взор,
та в сушата
да се дробят вълните,
на кораба му давайки
простор.
Кормчия е
и капитан.
И с него бурите
какво са?
Зер партията -
цял народ събран -
това са негови
матроси.
Не се плаши
от морска бездна:
за светлата ни
бъднина
ще палнат,
на земя щом слезнат,
те пътеводна светлина.
Тогаз поет,
но с друга участ,
не като мен -
измежду вас,
ще ви изпее
песен звучна
в чест на борбата
с други глас.
Ще каже:
„Оня е плувец,
що на смъртта
гласа не слуша,
откри най-сетне тоз храбрец
невиждана до днеска
суша.”
1925
ИЗ „СОРОКОУСТ”
Видели ли вы,
Как бежит по степям,
В туманах озёрных кроясь,
Железной ноздрёй храпя,
На лапах чугунных поезд?
А за ним
По большой траве,
Как на празднике отчаянных гонок,
Тонкие ноги закидывая к голове,
Скачет красногривый жеребёнок?
Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
Неужель он не знает, что в полях бессиянных
Той поры не вернёт его бег,
Когда пару красивых степных россиянок
Отдавал за коня печенег?
По-иному судьба на торгах перекрасила
Наш разбуженный скрежетом плёс,
И за тысчи пудов конской кожи и мяса
Покупают теперь паровоз.
………………………………..
1920
—————————–
БАЛЛАДА О ДВАДЦАТИ ШЕСТИ
С любовью -
прекрасному художнику
Г. Якулову
Пой песню, поэт,
Пой.
Ситец неба такой
Голубой.
Море тоже рокочет
Песнь.
Их было
26.
26 их было,
26.
Их могилы пескам
Не занесть.
Не забудет никто
Их расстрел
На 207-ой
Версте.
Там за морем гуляет
Туман.
Видишь, встал из песка
Шаумян.
Над пустыней костлявый
Стук.
Вон еще 50
Рук
Вылезают, стирая
Плеснь.
26 их было,
26.
Кто с прострелом в груди,
Кто в боку,
Говорят:
«Нам пора в Баку -
Мы посмотрим,
Пока есть туман,
Как живет
Азербайджан».
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
Ночь, как дыню,
Катит луну.
Море в берег
Струит волну.
Вот в такую же ночь
И туман
Расстрелял их
Отряд англичан.
Коммунизм -
Знамя всех свобод.
Ураганом вскипел
Народ.
На империю встали
В ряд
И крестьянин
И пролетариат.
Там, в России,
Дворянский бич
Был наш строгий отец
Ильич.
А на Востоке
Здесь
Их было
26.
Все помнят, конечно,
Тот,
18-ый, несчастный
Год.
Тогда буржуа
Всех стран
Обстреливали
Азербайджан.
Тяжел был Коммуне
Удар.
Не вынес сей край
И пал,
Но жутче всем было
Весть
Услышать
Про 26.
В пески, что как плавленый
Воск,
Свезли их
За Красноводск.
И кто саблей,
Кто пулей в бок,
Всех сложили на желтый
Песок.
26 их было,
26.
Их могилы пескам
Не занесть.
Не забудет никто
Их расстрел
На 207-ой
Версте.
Там за морем гуляет
Туман.
Видишь, встал из песка
Шаумян.
Над пустыней костлявый
Стук.
Вон еще 50
Рук
Вылезают, стирая
Плеснь.
26 их было,
26.
. . . . . . . . . . . .
Ночь как будто сегодня
Бледней.
Над Баку
26 теней.
Теней этих
26.
О них наша боль
И песнь.
То не ветер шумит,
Не туман.
Слышишь, как говорит
Шаумян:
«Джапаридзе,
Иль я ослеп,
Посмотри:
У рабочих хлеб.
Нефть - как черная
Кровь земли.
Паровозы кругом…
Корабли…
И во все корабли,
В поезда
Вбита красная наша
Звезда».
Джапаридзе в ответ:
«Да, есть.
Это очень приятная
Весть.
Значит, крепко рабочий
Класс
Держит в цепких руках
Кавказ.
Ночь, как дыню,
Катит луну.
Море в берег
Струит волну.
Вот в такую же ночь
И туман
Расстрелял нас
Отряд англичан».
Коммунизм -
Знамя всех свобод.
Ураганом вскипел
Народ.
На империю встали
В ряд
И крестьянин
И пролетариат.
Там, в России,
Дворянский бич
Был наш строгий отец
Ильич.
А на Востоке
Здесь
26 их было,
26.
. . . . . . . . . . .
Свет небес все синей
И синей.
Молкнет говор
Дорогих теней.
Кто в висок прострелен,
А кто в грудь.
К Ахч-Куйме
Их обратный путь…
Пой, поэт, песню,
Пой,
Ситец неба такой
Голубой…
Море тоже рокочет
Песнь.
26 их было,
26.
Сентябрь 1924
Баку
—————————–
КАПИТАН ЗЕМЛИ
Еще никто
Не управлял планетой,
И никому
Не пелась песнь моя.
Лишь только он
С рукой своей воздетой
Сказал, что мир -
Единая семья.
Не обольщен я
Гимнами герою,
Не трепещу
Кровопроводом жил.
Я счастлив тем,
Что сумрачной порою
Одними чувствами
Я с ним дышал
И жил.
Не то что мы,
Которым все так
Близко,-
Впадают в диво
И слоны,
Как скромный мальчик
Из Симбирска
Стал рулевым
Своей страны.
Средь рева волн
В своей расчистке,
Слегка суров
И нежно мил,
Он много мыслил
По-марксистски,
Совсем по-ленински
Творил.
Нет!
Это не разгулье Стеньки!
Не пугачевский
Бунт и трон!
Он никого не ставил
К стенке.
Все делал
Лишь людской закон.
Он в разуме,
Отваги полный,
Лишь только прилегал
К рулю,
Чтобы об мыс
Дробились волны,
Простор давая
Кораблю.
Он - рулевой
И капитан,
Страшны ль с ним
Шквальные откосы?
Ведь, собранная
С разных стран,
Вся партия - его
Матросы.
Не трусь,
Кто к морю не привык:
Они за лучшие
Обеты
Зажгут,
Сойдя на материк,
Путеводительные светы.
Тогда поэт
Другой судьбы,
И уж не я,
А он меж вами
Споет вам песни
В честь борьбы
Другими,
Новыми словами.
Он скажет:
«Только тот пловец,
Кто, закалив
В бореньях душу,
Открыл для мира наконец?
Никем не виданную
Сушу».
17 января 1925
Батум
